30 
Она пыталась вырваться, но Лютер держал ее мертвой хваткой. С большим трудом ей все-таки удалось упереться локтями ему в грудь.
— Отпустите меня.
Он улыбнулся.
— Пэт, почему бы вам не показать мне весь дом?
Его намерения были совершенно очевидны.
— Уже довольно поздно, — сказала Пэт, — но по дороге к выходу можете заглянуть в библиотеку и столовую. Хотя я бы предпочла, чтобы вы подождали, пока я развешу картины и прочие украшения.
— А где ваша спальня?
— Наверху.
— Мне хотелось бы взглянуть на нее.
— Честно говоря, мне бы хотелось, чтобы вы смотрели на второй этаж этого дома так же, как на самый известный женский салон времен нашей зеленой юности в Нью-Йорке. Помните, там была табличка: «Джентльменам вход воспрещен».
— Я бы предпочел, чтобы вы сейчас не шутили, Пэт.
— А я, напротив, предпочла бы свести этот разговор к шутке. В противном случае мне придется выразить свою мысль иначе. Я не сплю с начальством — ни на работе, ни после работы. Ни сегодня. Ни завтра. Ни в будущем году.
— Понятно.
Пэт вышла в коридор, Пелхэм двинулся следом. В прихожей она вручила ему пальто.
Одеваясь, Пелхэм одарил ее кислой улыбкой.
— Некоторые люди, страдающие вроде вас бессонницей, иногда перестают справляться со своими обязанностями, — заметил он. — И скоро приходят к выводу, что были бы гораздо счастливее где-нибудь на забытой Богом телестудии в глухой провинции. Вы не выяснили, в Эйпл-Джанкшене есть кабельная станция?
* * *
Ровно без десяти шесть Тоби Горгон вошел через черный ход в дом сенатора Дженнингс. Просторная кухня была увешана всякой хитроумной утварью для приготовления самых изысканных блюд. В представлении Абигайль «отдохнуть» означало провести вечер за стряпней. В итоге появлялось шесть-семь видов различных закусок, запеченная рыба или мясо в горшочках. Иной раз она изобретала полдюжины разных соусов, пекла печенье или пироги, таявшие во рту. Потом она прятала эти шедевры кулинарного искусства в морозильник, а если принимала гостей, то никогда не сознавалась, что готовила сама. Ей была ненавистна любая ассоциация со словом «кухарка».
Ела Абигайль очень мало. Тоби знал, что ее преследует образ матери, бедной старой Фрэнси, этой бочкообразной пародии на женщину с оплывшими слоновьими ногами, которые лишь с великим трудом удавалось втиснуть в какую-нибудь обувь.
У Тоби была квартирка над гаражом. Почти каждое утро он приходил сюда, в кухню, ставил кофейник, выжимал свежий сок из апельсинов или грейпфрутов. Потом, доставив сенатора в офис, он возвращался, плотно завтракал и, если Эбби не нуждалась в его услугах, шел искать партнеров для покера.
Абигайль Дженнингс вошла в кухню, на ходу прикалывая к лацкану жакета золотую брошь в виде полумесяца. Она была в пурпурном костюме — этот цвет особенно удачно оттенял синеву ее глаз.
— Ты потрясающе выглядишь, Эбби.
Мимолетная улыбка скользнула по лицу сенатора и мгновенно исчезла. Тоби знал, что всякий раз, когда Эбби готовится произнести большую речь в сенате, она от беспокойства не может найти себе места и раздражается по малейшему поводу.
— Давай-ка не будем терять время на кофе, — бросила Абигайль.
— У нас куча времени, — заверил Тоби. — Я отвезу тебя туда к шести тридцати. Спокойно пей свой кофе. Знаешь ведь, какой злюкой ты становишься без него.
Когда чашки опустели, Тоби составил их в раковину, понимая, что Эбби взъярится, если он потратит лишнюю минуту на мытье посуды.
Ровно в шесть тридцать «кадиллак» въехал на служебную стоянку. В пути Тоби успел заметить, что даже с учетом предстоящего выступления Эбби выглядит необыкновенно напряженной. Похоже было, что она не выспалась, хотя легла накануне довольно рано.
Он услышал, как Абигайль вздохнула и щелкнула застежкой портфеля.
— Раз уж до сих пор не знаю, о чем говорить, лучше мне вообще забыть об этой речи, — пробормотала она. — А если мы не примем этот чертов бюджет сегодня, сессия не закончится и к Рождеству. Но я все равно не позволю им урезать социальные программы.
Тоби наблюдал в зеркало заднего обзора, как она наливает кофе из термоса. Ему показалось, что хозяйка не прочь поболтать.
— Хорошо отдохнули ночью, сенатор? — Время от времени, даже когда они бывали наедине, он использовал это официальное обращение, тем самым показывая, что, несмотря на шутливый тон, место свое он знает.
30 
