ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Возвращение пираньи

Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... >>>>>

Жажда золота

Неплохое приключение, сами персонажи и тема. Кровожадность отрицательного героя была страшноватая. Не понравились... >>>>>

Женщина на заказ

Мрачноватая книга..наверное, из-за таких ужасных смертей и ужасных людишек. Сюжет, вроде, и приключенческий,... >>>>>

Жестокий и нежный

Конечно, из области фантастики такие знакомства. Герои неплохие, но невозможно упрямые. Хоть, и читается легко,... >>>>>

Обрученная во сне

очень нудно >>>>>




  187  

Пейдж доверчиво смотрит на него.

— Нетрудно? — повторяет она.

Николас знает, как опасно подавать ложные надежды, но в этот раз прячет отчаяние под ободряющей улыбкой.

— Нетрудно, — подтверждает он.

Они сидят в приемной педиатрического отделения, глядя, как розовощекие малыши дерутся и толкаются из-за игрушек, карабкаются на большую пластиковую синюю горку и с визгом с нее скатываются. Пейдж поднимается наверх, пытаясь что-то узнать о Максе, но никто из медсестер ничего не знает. Две из них даже не слышали его имени. Когда спустя несколько часов в приемную входит Джек Рурк, Николас срывается с места, едва сдерживаясь, чтобы не припереть коллегу к стене.

— Где мой сын? — спрашивает он, чеканя каждое слово.

Джек смотрит на Николаса, переводит взгляд на Пейдж и снова на Николаса.

— Мы готовим его к операции, — отвечает он. — Медлить нельзя.


***


Николас никогда не сидел в приемной хирургического отделения Масс-Дженерал. Тусклые серые стены и красные пластиковые сиденья, залитые кофе и слезами, наводят тоску. Хуже места Николас в жизни не видел.

Пейдж покусывает край пластикового стаканчика с кофе. Она держит его уже полчаса, но еще не сделала ни глотка. Она неотрывно смотрит на дверь, ведущую в операционный блок, как будто там, как на волшебной доске объявлений, может появиться ответ на ее вопрос.

Николас хотел бы присутствовать на операции, но это противоречит медицинской этике. Он слишком заинтересован в исходе, да, если честно, и сам не знает, как бы повел себя, если бы его туда пустили. Он готов был отречься от должности и от зарплаты, лишь бы к нему вернулась привычная отстраненность и хладнокровие. Что там Пейдж сказала после шунтирования? «Это просто невероятно…» Но он ничем не может помочь Максу.

Когда Николас оперировал едва знакомого человека, жизнь и смерть превращались в абстрактные понятия. Если пациент умирал на столе, Николас огорчался, но не принимал это близко к сердцу. Он не имел на это права. Врачи быстро усваивают простую истину: смерть — это всего лишь часть жизни. Но родители этого знать не обязаны.

Каковы шансы на выживание шестимесячного младенца, подвергшегося операции на кишечнике? Николас роется в памяти, но там нет таких данных. А ведь он даже не знаком с врачом, который сейчас занимается его сыном. Более того, он никогда о нем не слышал. Николасу вдруг приходит в голову, что его жизнь, как и жизнь всех остальных хирургов, — это сплошная ложь. Хирург не Бог, и он не всесилен. Он вообще не способен создать жизнь. Он может ее только поддерживать. Но даже этим руководит Его Величество Случай.

Николас смотрит на Пейдж. «Она сделала то, что мне не под силу, — думает он. — Она дала жизнь человеку».

Пейдж ставит стаканчик и вскакивает на ноги.

— Пойду выпью еще кофе, — заявляет она.

— Но ты и к этому не прикоснулась, — удивляется Николас.

Пейдж скрещивает руки на груди, обхватив себя за плечи. Ее ногти оставляют на коже красные рубцы, которых она даже не замечает.

— Он холодный, — отвечает она. — Слишком холодный.

Мимо проходит группа медсестер. Они одеты в простую белую униформу, но с их голов свешиваются пушистые войлочные уши, а лица раскрашены, как кроличьи мордочки. Они останавливаются и что-то спрашивают у черта. Скорее всего, это врач, а его красный плащ наброшен поверх голубого операционного костюма. У него раздвоенный хвост и блестящая бородка клинышком. Пейдж переводит взгляд на Николаса, и на мгновение ему кажется, что он сходит с ума. Потом он вспоминает, что сегодня Хэллоуин.

— Они оделись в карнавальные костюмы, чтобы развеселить детишек, — поясняет он.

«Таких, как Макс», — думает он, но вслух этого не произносит.

Пейдж пытается улыбнуться, но у нее приподнимается только одна сторона рта.

— Итак, кофе, — говорит она, но не двигается с места.

И вдруг начинает медленно сползать, причем сверху вниз. Сначала поникает ее голова, потом плечи, потом она опускает лицо в руки. Когда у нее подкашиваются колени, Николас уже готов ее подхватить. Он осторожно усаживает ее на жесткий пластиковый стул.

— Это я во всем виновата, — шепчет она.

— Ты тут ни при чем, — говорит Николас. — Это может случиться с любым ребенком.

Пейдж его, похоже, не слышит.

— Это самый верный способ расквитаться, — продолжает бормотать она. — Но лучше бы Он поразил меня.

— Кто? — раздраженно спрашивает Николас.

  187