123 
— На этой земле я решаю, что правильно! — крикнул Марат, но лезвие погрузилось в кожу чуть глубже, и поперек шеи под скулой медленно потекло теплое.
— Может, и ты, — степенно произнесла Ахо. — А может, кто-то другой. Сначала решает Мать Матерей. Если ей угодно, она позволяет решать кому-то еще. Например, тебе. Девять раз прошло долгое время от одного большого дождя до другого большого дождя. И всё это время Мать Матерей и ее Дочери позволяли решать тебе. Но теперь я вижу, что их воля не в том, чтобы решал ты. Теперь решает кто-то другой.
Она замолчала. Наверное, предположила, что Хозяин Огня повысит голос, расхохочется, напомнит незваным гостям о своем могуществе.
Но Марат уже не был наивным парнишкой, дерзким угонщиком лодок и беглецом от правосудия. Не был он и пришельцем, вооруженным сложнейшими миниатюрными приборами. Не был он и носителем знания, вручавшим в четырехпалые руки дикарей лук со стрелами или медный тесак. Не был он и рачительным устроителем быта, организатором цивилизации, приказывавшим копать канавы для нечистот.
Его функция давно уже заключалась только в том, чтобы казнить и миловать. Выслушивать мольбы и гордо задирать подбородок, когда перед ним падают ниц.
Из всех знаний в его голове уцелело только знание о власти, и не в виде науки — суммы сложных законов, аксиом и теорем, а как набор убогих навыков: рычи, угрожай, убивай, подчиняй, разделяй и властвуй; жалкий список ремесленных приемов. И сейчас он, разумеется, не стал спрашивать напавших на него кроманьонцев о том, какие, черт возьми, цели они преследуют.
— Продолжай, старуха, — мрачно велел он. — Скажи, кто теперь решает.
Ахо снова прошептала заклинание, Муугу разжал захват и с животной ловкостью канул во мрак. Выдохнул свистящим шепотом:
— Теперь решает он! Он, а не ты!
Марат осторожно сел. Подавил желание дотронуться до царапины на шее. Темнота была почти абсолютна, но за годы скитаний маленький генерал мог научиться видеть в темноте.
— Я верил тебе, Муугу, — сказал Марат. — Ты был моим лучшим воином. Я знал, что ты не умер в горах.
— Я хотел, — глухо, как бы через силу ответил генерал. — Очень хотел. Моя жена умерла, и мои дети умерли. Те, с кем я бежал из Города, лишились сил и не могли идти. Я видел, как их настигли, одного за другим, и увели в Город. Я знаю, что их убили. Я остался один и тоже хотел умереть. Я спросил Мать Матерей и ее Дочерей и ждал ответа. И услышал. Они сказали: не теперь. Они кинули ветки в небесный костер, и я согрелся в его лучах. Я спросил себя: зачем погибли все, а я не погиб? Зачем я нужен Матери Матерей и ее Дочерям? Что есть такое, чего не умеет другой, а я умею? И я понял, что умею убивать. Есть много мужчин, умеющих убивать, хороших охотников, первых топоров, но я убиваю быстрее и лучше других…
Тьма в доме поредела, за стенами начинался рассвет, теперь Марат мог рассмотреть силуэты обоих визитеров. Генерал был очень худ, стоял в напряженной позе, но клинок держал в опущенной руке. Ахо тоже вооружилась, и кинжал ее был больше и тяжелее, чем нож Муугу, совсем узкий от частой заточки — но если бы Марат сейчас напал, старуха вряд ли смогла бы ударить. Впрочем, он не собирался нападать, и Ахо это знала.
— Я должен убить его, — тихо продолжил маленький генерал. — Так решила Мать Матерей и ее Дочери. За этим я оставлен жить.
— Ты не сможешь, — сказал Марат.
— Муугу не знает, сможет или не сможет, — произнесла Ахо. — Муугу знает, что должен. Еще Муугу знает, что ты тоже хочешь убить своего Отца.
Марат помедлил, еще раз всмотрелся в редеющую с каждой секундой тьму и сказал себе, что на Золотой Планете у него сейчас нет других единомышленников. Только эти двое. Изможденный охотник и горбатая старуха.
Медленно встал, посмотрел сверху вниз и сказал:
— Он мне не отец. Он мне даже не друг. Он такой же бродяга, как и сам я. Бывает, что двое бродяг подходят к становищу с разных сторон, и тогда люди думают, что оба пришли вместе. Так же и мы: пришли вместе, но с разных сторон.
Они не удивились. Маленький генерал только дернул плечом. И сразу спросил:
— Почему ты не убил его раньше?
— Он сильнее меня. Чтобы убить его, нужно много воинов и большая хитрость. И даже если я буду очень хитрым и воины мои будут очень хитрыми — он всё равно будет хитрее нас.
Ночная свежесть быстро уходила. В доме запахло цветами.
— Тогда, — сказала Ахо Марату, — ты должен спросить Мать Матерей. Как спросил он, — старуха показала пальцем на генерала. — Пойдем со мной.
123 
