Лёгкий, ненавязчивый романчик 
36 
— Тысяча сто.
— Ы? — на этот раз удивление гоблина было непритворным.
— Нарви Эйхайм увеличил награду до тысячи ста.
— Кто тебе про это сказал? — недоверчиво спросил Толстяк.
— Он сам.
— Ты говорил с Нарви?
— Я говорил с гномом, похожим на британского аристократа-вампира, причем голодавшего с младенчества. Если знакомый тебе Нарви похож на это существо, то да, я говорил с мистером Эйхаймом.
— Ну, вроде того… — Во взгляде гоблина появилось заметно больше уважения. — Хотя обычно Нарви не удостаивает беседами людскую деревенщину.
— Хочешь сказать, он предпочитает общество гоблинов?
— У Нарви в друзьях много кто ходит, — уклончиво сказал Толстяк. — И среди этих «много кто» хватает существ, которые не понравятся тебе куда больше гоблинов.
— Пока что мне сложно такое представить.
— Я ж говорю, — разом повеселев, откликнулся гобл, — деревенщина как есть.
Отвечать ему я не стал — сейчас меня больше занимали очередные штаны, которые приходилось дюйм за дюймом вырывать у перекрученного клубка. К счастью, плотная синяя саржа даже и не собиралась рваться.
Не дождавшись ответа, гобл подошел ближе и принялся наблюдать за процессом вытаскивания.
— Зря ты за них дергаешь.
— Ты знаешь другой способ?
— Я знаю, что эти штаны надевать не стоит, — пояснил гобл. — Их любят золотоискатели.
— И что с того?
— Хочешь, чтобы все вокруг мечтали проверить карманы твоих штанов на предмет самородка-другого?
— Нет! — рявкнул я. — Но хочу ходить в удобных, прочных штанах.
— Дело твое. При случае можешь спросить у Мака, что с их прежним хозяином случилось. — Толстяк отвернулся и уже через плечо добавил: — Да, майку и кальсоны не забудь подобрать. Твои нынешние воняют, словно ты неделю держал их под седлом.
— Кто бы говорил, зеленая вонючка.
— Мой запах естественен для Запретных Земель, — надменно произнес гоблин. — А тебя даже самый насморочный орк учует за полмили. И вообще вы, людишки, пахнете куда хуже нас.
— Как вы только нас жрете, таких вонючек, — хмыкнул я.
— Долго проварив. И все равно иной раз приходится носы зажимать.
* * *
— Располнеть не боишься? — спросил Мак.
— Не, — прочавкал я. — У мну счо ес фоша.
— Фоша?
— Фора, — пояснил я, дожевывая картофелину. — Три недели назад я весил фунтов на семь больше.
— Понятно, — кивнул гном. — Что ж, тогда еще денька три ты и в самом деле можешь, хе, пропитаться в таком ритме. Второе принести?
— А что на второе?
— Котлеты с луком и рис.
— Даффай. И, Мак…
— Что?
— Откуда у тебя взялись вот эти, — я хлопнул себя по бедру, — штаны?
— Унаследовал от постояльца, — после почти незаметной паузы отозвался Хавчик. — Парень явился в город, имея на две с лишком тысячи золотого песка и за три дня и четыре ночи пропил и проиграл все: золото, лошадь, оружие… все, кроме вот этих штанов. В шесть утра четвертого дня он поднялся из-за стола, ну а в семь я нашел его в комнате… висящим на балке. Думаю, эти штаны принесут удачу тебе, — неожиданно закончил гном. — Веревка повешенного и все такое.
— Веревка повешенного?
Мак устало вздохнул.
— Говорю же — этот бедолага проиграл все, кроме штанов. На них он и повесился.
Я вздрогнул.
— Чертовски неприятное, должно быть, занятие.
— Точно не скажу, сам не пробовал. — Гном почесал щеку. — Но подозреваю, что да. Видок у покойника был тот еще… один из самых отвратных висельников на моей памяти. Лицо раздутое, язык… а, главное, зачем?
— Ну, ты же сам только что сказал: он проигрался в пух и прах.
— Я имел в виду, зачем нужна была эта возня со штанами, — пояснил Мак, — Если бы он только попросил меня…
— Ты бы одолжил ему денег?
— Нет, конечно же! — с негодованием отозвался гном. — При чем тут деньги?! Я бы одолжил ему кусок хорошей, крепкой веревки. Даже с обмылком, — подумав, добавил он.
— Очень… великодушное намерение, — выдавил я.
— Я забочусь о своих клиентах. — Гном был искренен, по крайней мере ни малейшего проблеска иронии в его голосе я не уловил, как ни старался. — Репутация заведения, знаешь ли.
— Понимаю…
— Так что если тебе вдруг что-то потребуется…
— Непременно дам знать, Мак. Обещаю.
Гном ушел, а я принялся лихорадочно глядеть по сторонам. В салуне, кроме меня, сейчас находилось еще четверо посетителей — давешняя троица бородатых пеньков у окна и нечто длинное, сутулое и черное-слегка-белое у стены через два стола от меня. Четверо — это, пожалуй, многовато. Вот будь их двое, я бы точно стянул чертовы штаны прямо сейчас. Хотя… трое у окна в мою сторону не смотрят, а черно-белый типчик хоть и сидел лицом ко мне, но при этом так низко надвинул шляпу, что из-под полей виднелась лишь нижняя челюсть. Ел он тот же суп, что и я, но раза в четыре медленней — мой заказ принесли позже и при этом я уже успел выхлебать полтарелки, тогда как черный осилил едва третью часть. Со стороны казалось, будто его интересовала не столько еда, сколько аккуратность работы ложкой — хотя, скорее всего, парень просто чертовски боялся заляпать свою снежно-белую сорочку. Выглядела она дороже всей его остальной одежды — красиво, но жутко непрактично.
36 
