Последние отзывы

  141  

Нет, Кирюха не отдаст виноторговца. Пусть приходят хоть двадцать говнюков с кувалдами, пусть разнесут весь дом, пусть весь мир рухнет – он, Кирилл Кораблик по прозвищу Кактус, догрызет свой кусок.

Он поискал внутри себя, в душе и сердце, какие-нибудь тормоза, доводы, причины остановиться, не делать того, что задумано, – и не нашел. Или нашел – и причины, и доводы, – но приказал себе считать их несущественными.

Не думать о цели как о живом, из плоти и крови, мыслящем, теплом существе. Не воспринимать. Оттолкнуть сомнения. Сильному человеку легко проделать это.

«Сделай это, – сипло шептала тварь. – Сделай это, и все. Он знает, что умер, – не разочаровывай его. Ты начал в тот день, когда порезал шнурки на его ботинках. Сегодня ты обязан закончить. Давай. Убей. Приведи в равновесие себя и весь мир. Сделай это, и я отпущу тебя. Навсегда».

Он достал пистолет. Сбежал по сыроватым подвальным ступеням, надавил на толстую дверь, та бесшумно подалась. Нельзя терять время. Подвал построен с любовью, тщательно – сюда не доносится сверху ни единый звук. Громила с кувалдой может быть совсем рядом.

Вдруг обнаружились две помехи. Во-первых, Кирюху затрясло. Плечи, и колени, и руки, стискивающие равнодушное железо, самопроизвольно пришли в движение. Во-вторых, по лицу потек пот, да и ладони сделались омерзительно влажными, едва могли удержать скользкую рукоять.

Рефлектировать тоже не следует. Матвея, конечно, жалко, хороший парень, впоследствии будем, разумеется, его оплакивать, страдать, мучиться, – но сейчас, в конкретный миг, следует действовать без лишних эмоциональных фрикций.

Предполагалось, что Матвей будет жить. Очнется посреди города. Возле банка, где лежат его деньги. Зайдет и выйдет с мешком наличности. И сам все отдаст. И останется там – постепенно трезвея. Понимая, что он живой.

Кирилл, может быть, сам бы хотел в такой момент оказаться на его месте. Трудное освобождение от дурмана, слабость, тошнота, непонимание, головокружение, страх, вот присел на лавочку, вот спрятал лицо в ладони, ноют мышцы, болят кости, подходят сердобольные прохожие – что, в этом городе не бывает сердобольных прохожих? Бывают, иногда попадаются – вот они предлагают вызвать неотложку… вдруг догадка – я не умер, я живой, я реальный, я дышу, я обоняю, вот я чихнул, вот я пукнул… я вернулся, все было сном, диким мороком…

Что это, как не второе рождение?

Безусловно, удивительное событие полностью изменило бы всю жизнь виноторговца. Наверняка он закрыл бы к черту свою виноторговлю. Ушел бы в монастырь. Капиталы – отдал бы в детский дом. Сделался бы просветленным.

Съеденным – но просветленным!

Именно так.

Матвею казалось, что он мчится вверх из душной глубины, вот-вот выскочит на поверхность. Мучил страх – вдруг не хватит дыхания? Хватило. Выскочил. Жестокий, колюче-обволакивающий океан расступился. Иллюзия медленно исчезала.

Не веря и не понимая, он прозрел реальность. Увидел потолок и стены. Уловил запах цемента. Взгляд уперся в черный экран, по сторонам свисали жгуты проводов.

Я жив, понял он. Я не умер.

Сердце едва не выскочило из груди.

Влага затуманила взгляд. Понимание пришло, подняло и отпустило. Я живой. Я лежу на жестком в темной сырой комнате, лицом вверх. Я связан, несвободен – но я живой.

Он решил закричать, но не нашел сил. Болели голова и желудок. Он попробовал пошевелить хотя бы пальцами рук или ног – не вышло; удалось совершить лишь один поступок, очень простой, всегда приносящий пользу: заплакать.

Он увидел полосу света и медленно приближающуюся человеческую фигуру. Над ним склонилось знакомое лицо – но вспоминать имя не хотелось. Достаточно было того, что рядом не бесплотная тень, а нечто настоящее и живое, такое же живое, как и сам живой Матвей Матвеев; оно дышало, пахло, и от его движений колебался воздух.

Матвей улыбнулся. Он не чувствовал какого-то особенного счастья, или восторга, или эйфории.

Он чувствовал уют и равновесие.

– Я не умер, – сообщил он, глотая слезы. – Я не умер! Я живой.

– Да. Ты живой, – прошептал Кирилл Кораблик, приставил ствол ко лбу Матвея и нажал на курок.

5. Конец виноторговца

Шестиграммовая пуля вылетела из ствола и ударила в верхнюю лобную кость, имея скорость в тысячу четыреста километров в час. Мягкая свинцовая рубашка спасовала перед твердой преградой и частично деформировалась, попутно разорвав и обуглив эпидермис в месте удара, но стальной сердечник продолжал движение вперед без каких-либо помех.

  141