72 
— Убит… как… кто принял командование? Зиберт?
— Убит автоматчиком. Гауптман Зиберт тяжело ранен. Я принял командование ударной группой. Повторяю, я принял командование ударной группой. Прием.
— Ясно, — Фрикс на миг пропал куда-то, потом на той стороне застучало звонко, словно где-то рядом машингевер длинными лупил и обер-лейтенант вновь появился.
— «Кошка»… мы находимся в Арсеньево. Атакуют авровцы… до двух рот пехоты при поддержке штурмпушек. Прикрытие… синие… смято, частично разбежалось… ведем бой… долго не продержимся. Дивизия… усиленная рота вышла… будет через три часа.
И тут я сорвался.
— Через три часа вас всех… — прорычал я в микрофон, словно загрызть его собрался. — Отходите!
— Не получится… обошли с флангов… минометы…
— Сорок минут, — сказал, а сам чувствую — в голове словно кто-то выключателем щелкнул и лампочку врубил. Сразу все четким стало, прозрачным и, пожалуй что, холодным. — Продержитесь еще сорок минут, обер-лейтенант. Я выйду к ним в тыл. Мой сигнал — сдвоенная красная ракета. В ответ обозначите себя белой и зеленой. Как поняли? Прием.
— «Кошка», вас понял. Сорок минут. Ждем.
— Сорок минут, — покачал головой Хенке. — Оптимист ты, фельдлейтенант. Ночью, сквозь вражеские тылы…
Я на него посмотрел… ласково так. Он не выдержал, отвернулся.
— На «Мамонте» я еще и быстрее доберусь. Главное, чтобы твои за мной успели.
— Успеют, — не понравилось мне, как Хенке это сказал. Не почувствовал я убежденности в его голосе. — Дам вторую и пятую машины, лучших водителей.
— Ладно, посмотрим, какие они у тебя… лучшие. Действуй…
Он козырнул, исчез в темноте. Я к «Мамонту» подошел… Нильс все так же перед плащ-палаткой на коленях сидел, только нос его знаменитый еще больше распух, вовсе на полрожи стал… или показалось мне в темноте.
Положил руку ему на плечо, потряс осторожно…
— Вставай.
Не реагирует. Я голос повысил.
— Унтер Хербергер, встать!
Великая все-таки вещь — рефлексы! Нильс, по-моему, и не услышал меня толком, а ноги у него сами по себе пружиной распрямились и корпус вверх подбросили.
Глянул он на меня, всхлипнул громко, сопли со шнобеля своего рукавом комба утер.
— Эрих, — забулькал, — эх, Эрих, как же мы теперь… без майора-то?
Черт, если он сейчас не прекратит — сам разрыдаюсь к такой-то матери.
— Отставить истерику, унтер Хербергер! Смирно!
— Эрих…
— Молчать! Как стоишь, сволочь, перед офицером! — и врезал ему по правой щеке с маху так, что самого развернуло.
Нильс назад качнулся, приложился спиной о панцер… зато взгляд сразу осмысленней сделался.
— Очнулся?
— Да… вроде.
— Или, может, еще раз приложить?
— Не… хватит пока. Что стряслось-то?
— Авровцы Арсеньево штурмуют.
— Scheisse!
— Оно самое. Так что, на тебя вся надежда, Нильс. Быстрее «Мамонта» к ним ничего не доберется.
Нильс прекратил щеку растирать. Поглядел на меня, потом на «Мамонт»… на небо, сплошь облаками затянутое… наклонился и за углы плащ-палатки взялся.
— Помоги. Надо майора внутрь затащить.
* * *
Если бы мне кто прежде сказал, что безлунной ночью по незнакомой местности «Мамонт» сможет почти двадцать километров за тридцать одну минуту преодолеть — расхохотался бы и спросил, за сколько тех километров этот сказочник на «Мамонт» любовался. А теперь… и ведь все равно ни одна сука не поверит!
И все равно, пока неслись, у меня с каждой этой минутой на душе все тяжелее и гаже становилось. Была бы связь… только связи не было!
Наконец выскочили на пригорок и сразу, будто кто ширму отдернул, зарево стало видно и пальба слышна даже сквозь вой турбины. Тогда повеселел — раз бой ведут, значит, живы еще.
— Фары гаси!
Проселок более-менее освещен… а вот сообщать всей округе о нашем прибытии таким вот образом в мои планы пока не входит.
Достал сигнальный пистолет, проверил еще раз на ощупь, что на патроне выдавлено… ну да, «красная сдвоенная», до тридцати про себя досчитал, вскинул и нажал на спуск.
Пыхнуло, ракеты взвились и как раз почти над самой окраиной повисли. А секунд двадцать спустя, сначала из центра и почти сразу же с северной окраины, ответные взлетели. Белая и зеленая.
— Стоп!
Оглянулся назад — транспортеров не видно, отстали, как и думал.
72 
