Поначалу грызуны останавливались, чтобы разорвать тушки своих же убитых собратьев, отодрать в кровавой ярости мясо от костей, утолить голод, пригнавший их сюда. Гил заметил одну крысу, которая держала в пасти внутренности убитой товарки; серая тварь повернулась и попыталась пробиться через волну наступающих соратников и убраться со своей добычей, но тут же свалилась под их когтями. Однако каннибализм не мог длиться вечно. Это нашествие толкал не голод, а какое-то иное, более глубокое побуждение, необъяснимый психологический порыв, как у леммингов, — он заставлял крыс дергать сеть, забыв обо всем остальном, даже о голоде, мучительные спазмы которого наверняка терзали их в эту минуту.
Можно было подумать, что они когда-то уже попробовали вкус человеческого мяса и теперь никакая другая пища не может их по-настоящему насытить.
Стрелы впивались в серый мех.
Брызгали струйки крови, заливали сеть, красная пленка затягивала ячейки.
Гил видел, как одна выпущенная им иголка проткнула крысиный глаз. Его жертва еще некоторое время продолжала взбираться на сетку, оставаясь, казалось, совершенно безразличной к смертельной ране. Тело ее получило приказ лезть вперед несмотря ни на что и все еще выполняло исходную команду, хотя способность к действию стремительно убывала. Наконец, после долгих и нелегких попыток взобраться по сетке на самый верх, где, должно быть, она надеялась найти какую-то брешь, эта тварь завертелась колесом, будто пьяная, и свалилась на кишащие внизу орды.
Стрелы, стрелы, обойма за обоймой…
Кровь журчала под сеткой, текла ручейками к людям под ноги, собиралась в лужи и озерца за их спиной.
Гил, выпуская стрелу за стрелой, думал об арене. О, музыкантам бы эта мясорубка понравилась! Там, на арене, такого ужаса и в помине не было. Он вдруг сообразил, что если популяров вынуждает убивать другие живые существа абсолютная необходимость, то музыканты убивают по легкомысленной прихоти, исключительно ради удовольствия. И убивают не крыс, а собственных сыновей…
И вдруг сеть поддалась.
Одна крыса, прячась в тени, скрытая блестящей пленкой крови, затянувшей ячейки сети, залезла под самый потолок, где сетка была закреплена кое-как, устроилась в уголке и долго расшатывала скобу, пока не вытащила ее из штукатурки. Ей бы радоваться, что ее не поймали за этим занятием, но она не доверилась удаче и не стала тратить время на самовосхваление. Будь она человеком, из нее получился бы замечательный солдат. Крыса перебралась к соседней скобе и выдрала ее тоже. Один угол сети оторвался от потолка. Всего один, но этого было достаточно.
Крысы сплошным потоком полезли вверх — по сетке, по лестнице из живых тел, цепляясь друг за друга в бешеном стремлении пролезть первой, — и хлынули через брешь. Когда основная масса атакующих сконцентрировалась у прорехи наверху, под их весом начали вырываться другие скобы…
— Крыса-хозяйка! — закричал вдруг лысый циклоп.
И тут же эти слова прозвучали во множественном числе.
— Крысы-хозяйки! Крысы-хозяйки!
Крики перекрыли всеобщий шум.
Гил очень скоро понял, о чем они кричат. Из-за поворота коридора пеной выплеснулись крысы величиной с небольшую собаку, фунтов по пятнадцать — двадцать каждая, и последовали за мелкими крысами-рабами, которые умирали ради того, чтобы сорвать сеть. Писк хозяек был не такой пронзительный, более горловой, низкий. Явно планомерные действия, казалось, свидетельствовали о наличии какой-то степени разума у крупных крыс, но Гилу вовсе не хотелось углубляться в рассуждения такого рода.
И еще казалось, что утробное ворчание хозяек имеет какой-то рисунок, отчетливые повышения и понижения, вариации длительности звуков, и все это могло быть признаком словесной сигнализации сверх уровня инстинктивного, чисто животного писка и криков. Но это тоже были несвоевременные и вредные мысли. Гил продолжал стрелять без перерыва, выхватывая одну обойму за другой из корзины трехрукого карлика, который исполнял роль подносчика патронов. И каждый раз, подбегая с корзиной, карлик кричал Гилу:
— Стреляй! Стреляй! Убивай!
Но Гил не нуждался в напоминаниях.
Крысы-хозяйки знали, чего хотят. Отнюдь не мяса крыс-рабов или друг друга. Теперь, когда атаку повели хозяйки, Гил не видел больше ни одного случая крысиного каннибализма. С горящими яростью красными глазами они рвались вперед устрашающими массами, умирая сотнями и тысячами, цеплялись когтями за своих товарок, падали, но продвигались дальше и дальше…