45 
Потом пол коридора пандусом пошел вверх, оставив позади общие жилые зоны, желоба и цветы, и превратился в плавную дугу. Они как будто шагали по внешнему ободу колеса, а жилые кварталы были спицами. Здесь тоже отсутствовали грязь и мусор, хотя стены стояли голыми, без всяких украшений, и были выкрашены в монотонный белый цвет, из-за которого глаза цеплялись за любое пятнышко, как за облегчение. Наверху пандуса Силач, приложив к замку ладонь, открыл дверь и шагнул в десятигранную комнату, одна стена которой была стеклянная, а на потолке плясал яркий зелено-голубой океан.
Гил ощутил, как у него сам собой раскрылся рот — вековая реакция на любое величественное зрелище, внушающее благоговейные чувства. Он стоял посреди комнаты и таращился на море. Оно было прекраснее всего, что ему довелось видеть в мире музыкантов. Собственно говоря, музыканты вообще крайне редко пытались создавать подобную красоту. Для них прекрасное означало прежде всего звук, а не форму и цвет. Цвета их зданий, одежды и предметов обихода были случайны и практически не связаны со звуковыми рисунками, образующими эти предметы. Но то, что он видел сейчас, намного превосходило по красоте все их звуковые конфигурации.
У него над головой танцевало зелено-голубое море.
— «И сказал Господь: разве волны моря не показывают лицо Бога?»
Силач самодовольно улыбнулся. Цитата так легко сошла с его уст, что Гил сразу понял: эта фраза не будит в нем никаких эмоций, он даже не может оценить ее поэтическое звучание. Слишком уж привычно и уродливо соскальзывали с его языка стихи Писания — точно стерильные продукты автоматического завода в полированный бункер.
Гил подошел к стеклянной стене и с удивлением уставился на открывшееся за ней зрелище. Он ожидал увидеть воду и морское дно, так как думал, что они находятся ниже уровня океана. Но они, оказывается, находились над морем! Эта прозрачная стена пузырем выдавалась над обрывом громадного утеса, на добрую сотню футов нависая над морем. Юноша посмотрел вниз — и у него голова закружилась, когда он увидел, что окно вплавлено в пол, а он стоит на толстом стекле, кроме которого ничто не отделяет его от воды (по крайней мере, ничто видимое).
Он висел над водой.
Океан перед ним простирался в бесконечность, скрываясь в сером движущемся тумане, который иногда заслонял воду. Время от времени в верхних слоях тумана вспыхивали молнии, отражением пульсирующие на воде. Гил, который видел это величие в первый раз, удивился, почему музыканты не построили Вивальди здесь, всего в миле или двух от того места, где стоит город сейчас. Ведь тогда у них было бы море и туманы…
Но тут пришла смутная догадка, что море может как-то ассоциироваться со Смертью. Оно вечное. Оно производит жизнь и провозглашает ее. Оно безгранично во времени и останется таким даже после того, как навеки исчезнут музыканты. Может, причина заключалась именно в этом? Хотя музыканты были странно увлечены Смертью, они не хотели день за днем видеть перед собой напоминание, что Смерть вечна, что это не просто эфемерная преходящая сущность, как они сами…
Он посмотрел вниз, туда, где не было ни тумана, ни молний.
Внизу море яростно билось о скалы, похожие на неровные коричневые зубы. Оно взметалось на десятки футов вверх, пенясь на стене утеса, но не могло достать до окна. Он слышал слабые отголоски драконьего рева, просачивающиеся через толстое стекло. Из отдаленного облака вывалилась чайка, пронеслась над морем, скользнула к утесу и исчезла в темной дыре выше линии пены, прямо под окном.
Гил повернулся и снова поднял глаза к потолку. С виду казалось, что эта стеклянная плита держит на себе невыносимую тяжесть океана, но ведь океан был внизу…
— Как это сделано? — спросил он.
Любопытство не позволило ему удержаться от вопроса, но он уже не особенно волновался, что его невежество снова даст Силачу повод для самодовольства.
Но ответил ему не Силач. Заговорил другой голос, низкий и гладкий, как вылизанный водой известняк:
— Это зеркала. Они отражают картину, которую видит труба, глядящая на морское дно у подножия этого обрыва. Труба передает отражение к зеркалу и отбрасывает его на потолок через проектор, установленный в голове статуи Нептуна.
Гил повернулся, пытаясь среди зеленоватых и голубоватых теней найти того, кто произнес эти слова. Наконец разглядел человека, худого и смуглого, в дальнем углу, рядом с сосудом для рыб, где в хрустальной воде проносились среди водорослей желтые стрелки. С чрезмерно крупной головы падал каскад седых волос — каждая прядь казалась тонкой и завитой, но вся грива вместе выглядела густой и плотной, только иссякала над густыми седыми бровями и серыми глазами.
45 
