Она не чувствовала себя порочной. Не чувствовала себя развратной. Все было правильно. Она чувствовала себя… собой.
Она слышала только его дыхание — тяжелое и быстрое. Даже воздух вокруг, казалось, потрескивает от желания. А потом она почувствовала его дыхание на своей коже, сначала прохладное, а потом, по мере приближения, все горячеющее.
А потом он стал ее целовать. Она чуть не закричала — сначала от изумления, потом от жара и волн удовольствия, рвавшихся изнутри.
— Гарри, — беззвучно прошептала она, неожиданно почувствовав себя развратной. И порочной, бесконечно и насквозь. Его голова покоилась на ее груди, и она зарылась пальцами в его волосы, сама не зная, хочет оттолкнуть его или прижать еще сильнее.
Его пальцы двинулись вверх по ее ноге, гладя, сжимая, а потом…
— Что это было? — Оливия рывком села, столкнув с себя Гарри.
Жуткий, оглушительный грохот. В нем слышался треск дерева и звон стекла. И совершенно точно, кто-то кричал.
Гарри сидел на полу, пытаясь восстановить дыхание. Он окинул ее горячим взглядом, и она вдруг обнаружила, что платье ее в полном беспорядке. Она быстро натянула его обратно и обняла себя руками, крест-накрест. Не то, чтобы она его боялась, просто после этого ужасного шума в комнату мог войти кто угодно.
— Что случилось? — спросила она.
Он встал и покачал головой.
— Что-то грохнуло в гостиной.
— Ты уверен?
Он кивнул, и она испытала облегчение, сама не зная, почему. А потом мысли ее потекли в ином направлении. Раз она слышала шум, значит, его слышали и другие обитатели дома. И если кто-то из них в это время находился наверху, как, например, мама, он, возможно, спешно спустится узнать, что случилось. И если мама это сделает, она может зайти не в ту комнату.
И обнаружит свою дочь практически полураздетой.
По правде говоря, мама, скорее всего, первым делом направится в гостиную. Там открыта дверь, и гостиная прямо напротив лестницы. Но войдя туда, мама увидит трех джентльменов, устрашающего телохранителя, дворецкого, трех служанок…
И ни единого следа Оливии.
Она в панике вскочила.
— Мои волосы!
— … совершенно не пострадали, — закончил он за нее.
Она поглядела на него с явным недоверием.
— Честное слово, — сказал он, сам явно изумленный этим фактом. — Они и правда, почти… — он провел руками у своей головы, будто хотел показать… что-то. — Они почти не изменились.
Оливия бросилась к зеркалу над камином и встала на цыпочки.
— О господи, — выдохнула она. Салли превзошла самое себя. Она выглядела совершенно благопристойно — если забыть о румянце на щеках. А уж румянец мог возникнуть по тысяче причин. Из-за чумы, например, хотя пора бы ей уже выдумать что-нибудь новенькое.
Она взглянула на Гарри.
— Я прилично выгляжу?
Он кивнул. Но потом сказал:
— Себастьян поймет.
У нее отвисла челюсть.
— Что? Как?
Гарри дернул плечом. Было в этом жесте что-то исконно мужское, словно он говорил «женщина могла бы отвечать на твой вопрос долго и многословно, а мне и этого хватает».
— Как он поймет? — повторила Оливия.
Он снова посмотрел на нее этаким особым взглядом.
— Просто поймет. Но не волнуйся, он никому не скажет.
Оливия оглядела свой наряд.
— А принц поймет, как ты думаешь?
— А какая разница, поймет принц или нет? — несколько сварливо поинтересовался он.
— Мне надо заботиться о… — Она собиралась сказать, что должна заботиться о своей репутации. — … ты ревнуешь?
Он посмотрел на нее, как на чокнутую.
— Ну конечно, ревную.
Ноги ее немедленно превратились в дрожащее желе, и она выдохнула:
— Правда?
Он в явном нетерпении покачал головой.
— Скажи остальным, что я пошел домой.
Она моргнула, не понимая, о чем он говорит.
— Ты ведь не хочешь, чтобы все узнали, чем мы здесь занимались?
— Ну… нет, — сказала она несколько нерешительно, поскольку не хотела, чтобы выглядело так, будто она стыдится происшедшего. Она и правда не стыдилась. Просто не хотела, чтобы кто-то совал в это нос.
Он подошел к окну.
— Скажи им, что ты проводила меня еще десять минут назад. Можешь сказать, что меня дома ждали важные дела.
— Ты собираешься лезть в окно?
Он уже перекинул одну ногу через подоконник.
— У тебя есть идеи получше?