Последние отзывы

  29  

— А вы всегда тактичны, леди Оливия?

Она устремила на него пристальный взгляд, но лишь на секунду. Он прямо посмотрел на нее, и в глубине его глаз она вновь это увидела. Ум. Энергию. И снова отвела глаза.

Она струсила. Жалкое, бесхребетное, ничтожное извинение для… для… ох! Для себя самой. Она никогда раньше не сдавалась в подобной битве взглядов. И ненавидела себя за то, что сдалась сейчас.

Когда она вновь услышала его голос, он звучал совсем близко от ее уха. Она чувствовала его дыхание, горячее и влажное.

— Вы всегда добры, леди Оливия?

Она заскрипела зубами. Он изводил ее. И как бы ей не хотелось его осадить, она не станет этого делать. Ведь именно этого он и добивается, в конце концов. Он хочет заставить ее отвечать, чтобы в свою очередь ответить ей.

И потом, ей все равно не удается придумать ничего достаточно острого.

Его рука двигалась у нее на спине — легкое мастерское давление, ведшее ее в танце. Они повернулись, снова повернулись, и она заметила Мэри Кадоган, застывшую с широко открытыми глазами и разинутым ртом.

Великолепно. Завтра к полудню это облетит весь город. Один танец с джентльменом не мог вызвать скандала, но Мэри достаточно заинтригована сэром Гарри, уж она-то позаботится о том, чтобы все прозвучало захватывающе и крайне au courant^[12] .

— Чем вы интересуетесь, леди Оливия? — спросил он.

— Интересуюсь? — повторила она, пытаясь вспомнить, спрашивал ли ее об этом еще хоть кто-нибудь. Вот так прямо — определенно никогда.

— Вы поете? Рисуете акварели? Втыкаете иголку в кусок ткани, растянутую на таком специальном кольце?

— Это называется вышивание, — несколько раздраженно ответила она. Его голос звучал почти насмешливо, как будто он не ожидал, что у нее могут быть хоть какие-то интересы.

— Вы этим занимаетесь?

— Нет. — Она ненавидела вышивание. Всегда. И у нее всегда получалось ужасающе.

— Вы играете на музыкальных инструментах?

— Я люблю стрелять, — резко ответила она, надеясь, наконец, прекратить беседу. Сказанное не было правдой в полной мере, но и не являлось ложью. Она не не любила стрелять.

— Женщина, любящая оружие, — протянул он.

О Господи, да этот вечер никогда не закончится! Она расстроенно вздохнула.

— Это что, какой-то особенно длинный вальс?

— Я так не думаю.

Что-то в его тоне привлекло ее внимание, и она подняла глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как он улыбается.

— Он просто кажется длинным. Потому что я вам не нравлюсь.

Она задохнулась. Да, это правда, но он не должен был произносить ее вслух!

— Открою вам секрет, леди Оливия, — прошептал он, наклоняясь к ней так близко, как только допускали приличия. — Вы мне тоже не нравитесь.

* * *

Несколько дней спустя сэр Гарри все так же не нравился Оливии. И неважно, что она с ним больше не говорила и даже ни разу его не видела. Она знала о его существовании, этого было достаточно.

Каждое утро горничные, входя в ее комнату, отдергивали шторы, и каждое утро, как только горничные уходили, Оливия вскакивала с постели и рывком задергивала их обратно. Она не желала давать ему ни единого повода снова обвинить ее в подглядывании.

И потом, кто ему запретит самому шпионить за ней?

С того музыкального вечера она даже из дому ни разу не выходила. Она симулировала простуду (ведь так просто заявить, что заразилась от Уинстона!) и сидела дома. И вовсе не потому, что опасалась новой встречи с сэром Гарри. Ну, право, какова вероятность, что они одновременно выйдут на улицу? Или, наоборот вернутся домой? Или увидятся на Бонд-стрит? Или у Гунтера? Или на балу?

Она просто не может на него наткнуться. Об этом она почти не думала.

Нет, гораздо важнее было избегать собственных подруг. Мэри Кадоган заехала к ней на следующий же день после концерта, а потом еще через день, и еще через день. В конце концов, леди Ридланд пообещала ей прислать записку, как только Оливия почувствует себя лучше.

Оливия даже подумать не могла, что возьмет и расскажет Мэри Кадоган о своем разговоре с сэром Гарри. Вспоминать о нем — и то было неприятно, а она, похоже, только этим и занималась. А уж рассказывать кому-то…

Этого почти достаточно, чтобы простуда переросла в чуму.

  29