Последние отзывы

  26  

Я пожал ее мокро-ледяную ладонь и попросил садиться — надо уточнить данные.

— А вы прямо из паспорта перепишите! — посоветовала фрау Грюн.

— Как, есть паспорт? — удивился я, привыкший, что тут ни у кого нет документов.

— Она по путевке приехала, никакого криминала, все официально… — тут же вмешалась подруга.

«Это-то и плохо», — хотел сказать я (если есть паспорт, то отправка на родину или в третью страну, через которую прибыл беженец, почти обеспечена, если, конечно, ты не Беназир Бхутто или Сальваторе Альенде), но промолчал: какое мое дело, коменданта лагеря такие детали интересовать не должны.

— В графе «язык» тут указан только русский. А украинский?

— В этом-то и все дело, — затараторила подруга, нагло усаживаясь боком на край стола, — семья Оксанки всю жизнь во Владивостоке жила, отец моряком был, а мать — русская, Оксанка тоже в русскую школу ходила и украинской мовы не знает, поэтому теперь ей на Украине жить никак невозможно.

— А где сейчас родители?

— Умерли, — ответила курильщицким голосом Оксана и вновь застыла.

От волнения она временами впадала в столбняк. Зато подруга рта не закрывала, переходя поминутно с немецкого на русский и обратно: успела сообщить, что она сама уже 10 лет в Германии, приехала по немецкой линии из Владивостока, куда в свое время сослали ее прабабушку; у нее есть две машины, один дом, двое детей и одна собака и что Оксану она знает с детства и хочет ей помочь:

— Как вы думаете, получится?

— Откуда мне знать? — пожал я плечами. — Зависит от разного. И в датах пусть не путается — немцы этого очень не любят.

— Какие там даты-то, господи?.. Родился, учился — и все. Ни мужа, ни детей, и очень хорошо — проблем меньше.

— Всякое могут спрашивать, — уклончиво ответил я и еще раз сравнил фото паспорта с оригиналом.

— Жизнь потрепала, — заметив мой взгляд, усмехнулась Оксана, выходя из спячки.

— Никто не молодеет. С кем мы сегодня работаем? — спросил я у фрау Грюн, закончив заполнять анкету.

— С господином Тилле. Так, все?.. Давайте на отпечатки.

— Что это?.. Зачем?.. Что я, преступница?.. — узнав, в чем дело, слабо засопротивлялась Оксана, но подруга ей объяснила, что такое правило, раз немцы говорят — надо делать.

Она безропотно протянула фрау Грюн свои ухоженные пальцы и стояла во время всей процедуры, отвернувшись в сторону, как во время укола. Подруга ради солидарности стояла возле нее, а я подумал, не потащится ли эта болтунья-болельщица с нами к Тилле. Но фрау Грюн, окончив дело, попросила вымыть руки и твердо запретила подруге идти с нами, потому что такие интервью — дело личное, и если есть желание, можно привести адвоката, но не третьих лиц.

— Нет, нет, зачем, — услышав слово «адвокат», по-советски испугалась подруга, пожелала Оксане ни пуха ни пера и удалилась в комнату ожидания, а мы пошли на второй этаж.

Тилле сидит за столом, заваленным папками и документами; поверх всего лежит открытый на Северном Кавказе атлас. Как всегда, Тилле в свитере и джинсах. Увидев нас, он очень удивился:

— Как, ко мне?.. Разве эту неделю я не с черной Африкой работаю?..

— Разве мы на нее похожи? — шутливо ответил я. — Оба белые и красивые.

Оксана молча стояла у стола. Тилле коротко посмотрел на нее и, что-то уточнив по телефону, жестом попросил садиться:

— Придется заменить Шнайдера, нету его, уехал куда-то на совещание. Не сидится старикашке!.. Кто у нас сегодня?..

— Не дезертир, во всяком случае, — подал я ему дело.

Он вынул паспорт и цепко осмотрел его со всех сторон:

— Даже и документ есть. Отлично! И виза еще на три месяца. Надо будет уложиться в срок. — Потом удовлетворенно положил открытый паспорт перед собой и, пододвигая диктофон и разбирая шнуры, спросил, искоса поглядывая на Оксану (которая в параличе смотрела куда-то в угол, закусив губу и сжав перед собой руки): — Что привело милую даму к нам?

— Нужда, — выдавила она, неуклюже поворачиваясь на стуле, а я отметил, что изящества, главного в женщине, в ней маловато («Над коровами смеются, тигриц боятся»).

Житие Оксаны было нехитрым и коротким: дом, школа на Дальнем Востоке, потом отец потерял работу и надо было возвращаться в Харьков.

— Родители живы? — спросил Тилле.

— Умерли, — ответил я за нее, помня о разговоре внизу.

— Когда, где, как?

Я перевел вопрос. Оксана вдруг замялась:

  26