Последние отзывы

  47  

— Ой, да ладно вам! Мужики в большинстве своем сами от отцовства своего убегают – попробуй, догони!

— Так пусть лучше убегают, чем вообще ничего о нем не знают! У них, по крайней мере, хоть шанс есть поумнеть вовремя.

— Ладно, согласна. Ну, а дальше–то что? Вот приедете вы к сыну, а дальше? Что изменится–то?

— Да ничего и особенного, в общем. Посидим, посмотрим друг на друга…

— И все?

— А этого мало? Главное, нам надо друг друга увидеть, в себя вобрать, ниточки эти узелками морскими перевязать. Он, знаете, такой замечательный перец, мой сын!

Глазищи — во! Горячие, умнющие… Конечно, хорошо бы его с собой забрать да рядом пожить, только боюсь, мать не отпустит…

— А если отпустит? Ваша жена тогда что скажет?

— Аня? Ничего не скажет… Мы с ней троих сыновей уже растим, и четвертого в семью примем – делов–то!

— Ну да! Как это просто все у вас…

— Правда, не скажет! Мы с ней эти уроки уже проходили, привел я ей десять лет назад сыночка со стороны. Так вот получилось…

— Нагуляли, что ли?

— Ага, нагулял. Я с его матерью когда познакомился, он уж большой был. Она сама–то им мало занималась, надломленная была совсем женщина, жизнью вся перекрученная… Я помочь ей хотел. Только не успел вот. Погибла она. Артемка один и остался…

— И что, вы его взяли и вот так в семью свою и привели? А жена ваша как?

— А я ей, знаете ли, наврал… Сказал, что это мой сын родной. И Артемке тоже так сказал. Они, знаете, и поверили, слава богу.

— Ну и кино! Что ж вы за человек такой, Митя? Странный вы какой, ей богу! Я таких мужиков и не встречала никогда… Чужого ребенка в семью привести, за своего выдать…И что, ваша жена его приняла?

— Ну да. Она и остальных моих детей тоже хорошо приняла…

— В смысле – остальных?

— А у меня еще трое детей есть. Вот этот, к которому еду, — уже четвертый, стало быть.

— Ничего себе… И все от разных женщин?

— Ну да…

— Ничего себе… Ну, я еще понимаю – одного ребенка на стороне иметь. А тут – сразу четверо! Ну, вы, Митя, даете… А как так получилось–то? Вы уж извините меня за любопытство, но раз такой разговор пошел… Может, расскажете? Интересно даже…

— Ну что ж, могу и рассказать…

Петров глотнул из своей кружки вина, помолчал немного. Подумалось ему почему–то о том, какая ж это все–таки вещь хорошая – разговор двух случайных попутчиков в ночном поезде. Душевная до невозможности. Если б знал еще Петров при этом, что те же слова, только вслух, произносил здесь и его сын, потому что едет он в том же самом купе и на том же самом месте, на котором ехал через февральскую стылую ночь совсем недавно Илья Гришковец… Ничего такого он не знал, конечно. Иногда ее величество судьба любит устраивать такие шутки, о которых мы и не подозреваем даже… Петров просто сидел и думал, с кого же из детей начать этот свой рассказ. Решил – с дочери. Женщин ведь полагается вперед пропускать…

С матерью Ульяны он познакомился еще в студенчестве. Плохо познакомился, в драке ресторанной. Молодой был, глупый – решил за девушку заступиться, которую, как ему показалось, сильно «обижают» двое дюжих кавказцев. Ну и получил от них за такое вот заступничество – мало не показалось…Это потом уж выяснилось, что Алена, девушка та, уже вовсю на тот момент проституцией зарабатывала, как будто сама себя старательно убивала, потихоньку и целенаправленно. Очень надломленная была девчонка. Намучился он, конечно, из этой пропасти черной ее выцарапывая изо дня в день. Она тогда никому уже не верила, и даже себе не верила. А вот глупому студенту взяла да и поверила… И даже ребенка захотела родить – ходила потом беременная, сияла вся от счастья. Наверное, и поженились бы они тогда, конечно, да только Алена по–другому судьбой своей распорядилась. Пока Петров на практике был в далекой поселковой больнице, она замуж успела выскочить за немца, по каким–то своим делам коммерческим к ним в город заехавшего. А потом и в Германию к нему укатила, и дочку пятимесячную с собой увезла… Он ее и не видел с тех пор, Алену свою. Знал только по рассказам матери ее, что все у них там хорошо, да фотографии внучки своей Ульяны она как–то ему показывала – дочки его, стало быть. И все. И потому чуть с ума не сошел, когда однажды, через двадцать семь уже лет, Ульяна сама к нему вдруг заявилась. У него аж дух перехватило…Такая умница–красавица выросла! Только вот побыла она с ним недолго, обратно умчалась – дел много…

А с матерью Павлика у него все совсем наоборот получилось. То есть Петрову тоже пришлось ее вытаскивать, конечно, но уже совсем, совсем из другой пропасти. Родители Зои, матери Павлика, были из породы излишне гордых и добропорядочных, то есть из тех еще, которые голубую свою дворянскую кровь ни за что не хотели с пролетарским дерьмом перемешивать. Родители и дочери такой сумасшедший наказ дали, видимо… Вот и погибала она в гордом и несчастливом своем одиночестве, чуть не умерла. Пока Петрова не встретила да кровь свою голубую с пролетарской таки не перемешала. Теперь вот Павлик у них есть, юный музыкант–вундеркинд… Гении – они ведь не от дерьма, они от любви рождаются. А Зоя, как Павлика родила, будто начала жизнь жить с начала с самого – вся в ребенке своем растворилась. Петров боялся все время, что залюбит мальчишку, испортит совсем. Поэтому и привел его к себе в семью, с ребятами познакомил. Решил – пусть общаются. А у Анны прощения попросил. Знал – она поймет. От того факта, что юный музыкант Павлик уже есть на свете, никуда ведь уже и не денешься…

  47