Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
50 
— Извини. Извини, милый. Сама не знаю, как это получилось. Нет, правда… Мы с тобой свободные люди, я помню. И живем как договаривались. А только знаешь… Восемь лет, конечно, не доказательство, но…
— Да, Инга. Я знаю, что ты хочешь сказать. Только давай не сейчас, ладно?
— Хорошо, милый. Не сейчас. Я пойду, там уже все собрались, наверное. К одиннадцати генподрядчик по стадиону в Сафоново приедет, ты успеешь вернуться?
— Не знаю.
— Ну, хорошо…
Красиво развернувшись на высоченных каблуках, она медленно пошла к выходу. В дверях обернулась, озарила улыбкой, махнула ухоженной ручкой. Все в порядке, милый. Я не сержусь. Не обижаюсь. Я с тобой. Подруга дней твоих суровых. Голубка, только не дряхлая, упаси бог. Знаю, знаю тебя, милая голубка. Сейчас, пока мимо секретарши идешь, успеешь и голубиную кротость вместе с милой улыбкой спрятать, и зубы показать. На ней, на секретарше, как на первой попавшейся жертве, и оторвешься. Опять будет весь день зареванная ходить…
Он и предположить не мог, что секретаршу Машеньку на этот раз минует сия грустная судьбина. То есть Инга проскочит через приемную, даже и не взглянув в ее сторону. И, войдя в свой кабинет, дрожащими руками достанет мобильник, дождется ответа вызываемого абонента и сорвет свою досаду именно на нем, бедном.
— Поднимайся, Кирилл, хватит дрыхнуть! На сегодня работа есть. Какая, какая… Та же самая! Да-а-а? Надоело тебе? А деньги от меня получать не надоело? Быстро, быстро давай! Он прямо сейчас намылился куда-то, так что у тебя не больше пятнадцати минут… Потом доложишь все в деталях, понял? Давай, шевели помидорами, братец! Иначе отсажу от кормушки. Все, пока, мне некогда…
Интерьер в кафе был так себе, плебейский. Не кафе, а забегаловка какая-то. Хорошо, хоть народу мало. Интересно, как она сейчас выглядит, его жена? Постарела, наверное. Десять лет — это плюс довольно критический для женской красоты. Огромный такой плюс. Ощутимый. Сколько ей сейчас? Тридцать восемь? Ну да, бальзаковский возраст…
В дверной проем важно вплыла полная блондинка, и Вадим, нервно затушив сигарету, впился в нее глазами. Даже на стуле привстал слегка. Нет, не она. Рука сама потянулась к сигаретной пачке, зажигалка послушно выдала блеклый огонек. Зачем он так много курит? Волнуется, что ли? Нет, а чего волноваться-то? Ну, попросила жена о встрече, он пришел. Отчего ж не прийти? Да и какая она ему жена? Всего лишь бывшая. Хотя по паспорту — самая настоящая, юридическая.
— Здравствуй, Вадим. Спасибо, что пришел.
Он вздрогнул, поперхнулся дымом, торопливо развернулся на стуле. Надо же, как это он ее проворонил?
— Ну, здравствуй, моя пропавшая жена… Спасибо, что нашла время для брошенного мужа.
— Вадим… Давай сразу договоримся, хорошо? Не надо нам вот этого. Я не отношения выяснять пришла, я ни в чем перед тобой не виновата. Перед Глебом — да, виновата, а перед тобой — нет. Мне просто поговорить надо. По делу. Можно, я сяду?
— Да… Садись, конечно…
Он протянул руку, приглашая ее сесть напротив. Жест получился картинный какой-то, барский немного. Она опустилась на стул так, будто присела на минутку, набегом. Смотрела на него хмуро. Нет, не рассматривала с любопытством, а будто собиралась с мыслями. А он, смешно сказать… Он волновался! Зачем-то снова затушил только-только прикуренную сигарету в пепельнице, слегка поерзал на стуле, попытался улыбнуться насмешливо-безмятежно. Ну-ну, мол, слушаю. И, странное дело, мысли об ощутимости десятилетней прибавки к женскому возрасту исчезли куда-то, будто и не было их вообще. Хотя, надо сказать, она выглядела именно так — десять лет плюсом. Да, повзрослела. Но неубедительно как-то. А если приглядеться повнимательнее, подольше, то вроде и нет этих десяти лет… Прическа другая, ни грамма косметики на лице… Зато глаза — те же! Грустные, с нежной обаятельной поволокой. И лоб, и губы, и выражение лица — беззащитное и в то же время чуть-чуть надменное. Нет, нисколько она не изменилась. Именно та самая Бася сидела перед ним сейчас, та самая!
— Доброе утро… Что будете заказывать? — ласково пропел над ухом голосок официантки. И он снова вздрогнул, ругнув сам себя за дурацкую нервозность.
Нет, чего это он так нервничает, в самом деле? Хотя и хорошо, что официантка именно сейчас подошла. По крайней мере, паузу неловкую расшевелила.
— Ты что-нибудь будешь? — деловито повернулся он к Басе.
50 
