Павел спал на диване в неловкой позе, поджав под себя одну ногу и некрасиво запрокинув назад голову. На придвинутом вплотную к дивану журнальном столике нагло выстроилась батарея пустых пивных бутылок, среди которых затесалась еще и водочная, наполовину опорожненная. На остальной территории сиротливо жались друг к другу тарелки с остатками засохшей еды. Фоном ко всему этому безобразию громко вещал телевизор. Ухоженный ведущий программы новостей хорошо поставленным спокойным голосом сообщал о событиях в стране, охваченной неприятностями кризиса.
— Опа… Я ж говорю, папочка опять целый день квасил… — раздался у Баси за спиной язвительный Варин голосок. — Ну, и как тебе эта картинка, Бась? Нравится?
— Нет. Не нравится.
Выключив телевизор, Бася решительно направилась к дивану, резким движением выдернула из-под головы Павла подушку. Недовольно замычав, но так и не проснувшись, он неловко попытался перевернуться на другой бок, но она с силой встряхнула его за плечо:
— Павел! Ты слышишь меня? Вставай!
Приподняв голову и с трудом приоткрыв опухшие веки, он лишь вяло махнул в ее сторону рукой, пробормотал хрипло:
— Ой, отстань, а? Не видишь, мне плохо?
— Вставай, я сказала! Опять целый день пил… Когда это кончится, Павел? Что ты с собой делаешь? Что ты с нами, в конце концов, делаешь?
— Отстань! — повторил он хрипло и зло, прикрывая голову руками. — Ты на меня еще водой из чайника полей, как твоя тезка в кино… Я, между прочим, у себя дома нахожусь, а не где-нибудь…
— Павел, ну сколько можно! У тебя дела из рук вон плохо идут, а ты пьешь! Уже несколько дней подряд! Посмотри, на кого ты стал похож!
— Ну, и на кого, по-твоему, я стал похож?
Кряхтя, он опустил ноги на пол, с трудом привел себя в сидячее положение, мутным взглядом обвел батарею пустых бутылок на столе. Обнаружив в одной из них остатки пива, неверным движением поднес ее ко рту, принялся жадно и с шумом глотать. Бася, невольно передернувшись и вздохнув, сплела руки под грудью, горестно уставилась на Варю.
— Пап… Ты вообще-то в курсе, что у меня выпускной скоро? Ты же обещал денег на платье дать! — жалобно проныла Варя.
— Конечно, в курсе… — допив пиво и виновато икнув, с вялым стуком Павел поставил пустую бутылку на стол. — А только… Понимаешь ли, штука какая… Нет у меня денег, доча. Совсем нет. Такой вот у тебя отец негодяй, получается. Что, не любишь такого отца, да? Нету денег — нету любви?
— Ой, замолчи! Лучше уж молчи, ради бога! — с отчаянием качая головой, тихо проговорила Бася. — Сам-то хоть слышишь, что сейчас несешь? Как ты с дочерью разговариваешь?
— А как надо с ней разговаривать? Что я такого сказал? Если у нее одни только деньги на уме? А чтоб любить отца — так это извините, да? Все, все вы такие… И ты тоже… Ты же тоже меня не любишь, я знаю. Притворяешься только. Ты до сих пор этого своего любишь, от которого сбежала… А со мной живешь, потому что деться тебе некуда! Он тебя выставил, выбросил на улицу за ненадобностью, а ты до сих пор его любишь! Я знаю!
Дернувшись, как от удара, Бася молча развернулась, вышла из комнаты. Закрывшись в ванной, пустила холодную воду, плеснула себе в лицо пригоршню. Глубоко вздохнув, распрямилась, постояла минуту с закрытыми глазами, невольно прислушиваясь к долетающему сквозь дверь нервному диалогу из комнаты.
— Нет, ты скажи, а за что тебя любить-то, папочка? — взвился на высокой ноте резкий Варин голос. — Надо же, горе какое, жена его не любит! Она что, придурочная, что ли, чтобы твоим пьяным загулам радоваться? Да тут любая про любовь забудет! И правильно сделает, между прочим! Я бы на ее месте давно уже себе порядочного мужика завела! Она красивая и молодая женщина, ей еще и сороковника нет, а она возится с тобой, как… как… Я даже слова подходящего не могу подобрать! Тебе на руках ее носить надо, а ты! Хочешь, чтобы она тебя бросила, да?
Прижав ладони к щекам, Бася испуганно глянула на себя в зеркало, словно засомневалась в собственной красоте и молодости, потом резво ринулась обратно в комнату. Нет, куда эту Варю вечно несет, господи? Сейчас наговорит неизвестно чего, потом не расхлебаешь…
Так и есть. Разбудила-таки Варька в отце застарелую ревнивую обиду. Сейчас опять на весь белый свет злиться будет. Гадости всякие говорить. Вон как смотрит на дочь — почти с ненавистью.
— Вот, полюбуйся, кого ты вырастила! — произнес он с пафосом, как только она вошла в комнату. — Полюбуйся!