28 
— Да, да, действительно, вы очень на нее похожи! — внимательно вглядевшись в ее лицо, всплеснул руками Павел. — И посадка головы, и манеры, и это нежное выражение грусти в глазах… Очень, очень похожи!
— А представляете, какой я успех в городке имела? На всех школьных вечерах под гитару песни из новогоднего фильма пела. И прическу старалась носить такую же, как у нее, и манеры ее в точности повторяла. У меня даже платье такое же было — цвета мокрого песка. Вот спроси меня — зачем я это делала? Не знаю. Где Барбара Брыльска и где я? Где Польша и где наше несчастное Семидолье? В общем, не принесла мне счастья эта похожесть. Лучше бы и не было ее.
— Почему?
— Потому… Потому что похожесть есть, а изюминки нет. Понимаете? Нету во мне должной изюминки! И не было никогда! И вообще, не будем больше об этом!
— Хорошо, хорошо… — быстро закивал Павел, соглашаясь. — Вы вот что мне лучше скажите, Бася… Вы там, в своем Семидолье, постоянно теперь жить будете? Или так, на время туда едете?
— А вам зачем?
— Ну, я не знаю… Просто так спросил… А насчет изюминки вы не правы, Бася. Есть она в вас, определенно есть.
Сглотнув, она снова болезненно сморщилась, прикрыла глаза. Наверное, хватит с нее сегодня душевных дорожных разговоров. Видит бог, не получается. Тем более про изюминку.
— Знаете что, Павел? Давайте-ка будем спать укладываться. Устала я, сил нет.
— Да, да, конечно…
Подпрыгнув на месте, он виновато засуетился, зашуршал пакетами, складывая в них немудреную дорожную снедь. И снова зашевелилась в груди неловкость — зачем она с ним так? Человек от души ее жизнью интересуется, вопросы всякие задает, а она раз — и оборвала разговор, будто в душу ему плюнула.
— Вы меня извините, но я и правда устала… — повторила она уже мягче. — Знаете, вы очень, очень хороший человек. И спасибо вам за все. И за коньяк тоже.
— Да ну… — засмущавшись, легко взмахнул он ладонью. — Вы вот что… Вы тут укладывайтесь, а я пойду пока покурю. Я на верхнюю полку лягу, чтобы вам не мешать. Спокойной ночи, Бася.
— Спокойной ночи, Павел. Значит, вы на меня не обиделись?
— Да бог с вами, что вы…
Тихо отодвинув дверь купе, он обернулся к ней с улыбкой. Какое у него простецкое лицо — абсолютно не запоминающееся. Простецкое и доброе. Люди с такими лицами обижаться вообще не умеют, наверное. Ну, да и бог с ним… Стянув с себя свитер и джинсы, она юркнула под худосочное дорожное одеяло, свернулась калачиком, уткнула лицо в подушку, вдохнула в себя исходящий от застиранной наволочки запах неприкаянности. Запах неуютия и временного дорожного пристанища. От этого запаха само по себе сжалось горло, прошел по телу слезный озноб. Нет, не надо бы плакать, сдержаться бы надо. По крайней мере, пока ее добрый попутчик не заснет, а потом уж она даст волю слезам. А, вот и он…
Обдав ее запахом табака, Павел легко заскочил на верхнюю полку, повозился немного и затих. Вскоре донеслось его тихое ровное посапывание. Теперь и поплакать можно. Дорожная ночь впереди — никто ей больше не помешает. Интересно, что сейчас делает Глебушка и вернулся ли домой Вадим… Наверное, еще не вернулся. Надо было позвонить ему, пока телефон в руках был… Сказать, что она уехала. И что он теперь свободен. И чтобы Глебку одного надолго не оставлял…
Слезный глубокий вдох занес в организм новый приступ отчаяния, и она даже не сразу сообразила, откуда льется испуганный детский шепоток:
— Теть, а теть… Ты почему так долго плачешь? Все плачешь и плачешь…
Вздрогнув, она застыла, с трудом сдержав рвущийся наружу всхлип, и испуганно глянула вверх. Варина косматая голова свесилась с полки, глаза светились в темноте жалостным любопытством.
— Спи, спи, девочка… Все хорошо, я уже не плачу…
— Но я же слышу! — долетел до нее возмущенный громкий шепот. — И я тоже никак не могу уснуть…
— Все, извини, я больше не буду. Честное слово. Спи.
— Тетя, а можно, я с тобой лягу?
— Со мной? Зачем?
— Мне страшно. Ну пожалуйста…
— Что ж, ложись…
Быстро утерев с лица слезы и перевернув подушку, Бася устроилась на бок, вжалась спиной в стенку. Девчонка тихо и шустро слезла с верхней полки, скользнула к ней под одеяло, доверчиво зашептала на ухо:
— А я и не спала вовсе, я слышала, как вы с папой говорили. Теть, я теперь тоже не знаю, как мне без мамы жить. Папа говорит, что надо жить, а я не хочу…
28 
