66 
Коля пристроил подстаканник к чьему-то черепу, отряхнул пиджак от сырости и заявил:
— Располагайте мной как пожелаете.
Как ни занят был мрачными мыслями Аполлон Григорьевич, но рвение тронуло.
— Не думайте, что говорю для красного словца: поймать убийцу будет очень опасно. Придется рисковать жизнью.
— Служба у нас такая…
— Это ваше обдуманное и окончательное решение?
— И не сверну с него.
— Спасибо, коллега… — Лебедев протянул ладонь, в которую Коля немедленно вцепился пожатием. — Я знал, что могу положиться только на вас. Нас осталось двое… Нет, нас уже двое! И мы вдвое сильнее целого департамента. Не говоря уже о сыскной полиции. И пусть кое-кому будет стыдно. Команды идиотские раздавать — это пожалуйста. А прислушаться к голосу разума, так ни за что.
— Да! — от души согласился Коля. — Приказал: сыщите, кто следил за какой-то актрисой. А как его сыскать?
— Ничего, преподнесем ему отличный подарок.
— Вот-вот, преподнесем. А как? Засаду устроим или следить надо? Только прикажите…
— Нет, тут хитрее надо. Тут такую историю закрутим, такие силки расставим, что деваться будет некуда, — сказал Аполлон Григорьевич, накидывая пальто. — Эх, мне бы самому, да нельзя, каждая собака знает, все поймут…
— Я безусловно справлюсь! А что надо делать? Где силки ставить?
— Для начала преобразим вас до неузнаваемости.
— Ух ты! — обрадовался Коля, не попадая в рукава. — Как настоящего шпиона?
— Лучше, Гривцов, значительно лучше. Шпионы вам и в подметки не годятся…
Чтобы не лопнуть от счастья, Коля стал чрезвычайно строг и серьезен. Не каждому выпадает такая удача — смертельно опасное приключение.
* * *
Уж так хотел Медников помочь сыскной полиции, что из ливреи чуть не выскочил от старания. Но все-таки трусил. Этому господину просто бумажку сорвать. А с него потом, если что случится, сначала пристав голову сорвет, а затем домовладелец. У швейцара одна голова, чтоб ее дважды рубить. Вот и подумаешь: стоит своя голова того, чтоб услужить приятному господину? И ведь чаевых не дождешься за все старания.
— Может, расписочку изволите? — спросил Медников, оттягивая неприятный момент.
— Изволю, — легко согласился юный чиновник.
— Как бы нам это… того… все же…
— Свалите все на меня. Скажите: Ванзаров распорядился. К вам никаких претензий.
— Ох, как это…
— Смелее, Михаил, рвите!
Швейцар снял фуражку, основательно перекрестился и сдернул бумажку. Гром не поразил, молния не ударила, и мир не покачнулся. Совершив такое святотатство своими руками, Медников глянул на ладони: вдруг появилась печать греха несмываемая. Шутка ли, официальную печать сорвать. Швейцар, который ничего не боялся, кроме пристава, засунул преступную руку поглубже в золоченый карман.
— Ключ у вас, открывайте.
Не попадая в щель, Медников торопливо тыкал, все еще переживая поступок. Нет, точно голову снимут. И этот красавчик не поможет… Все пропало…
Думая тяжкую думу, швейцар нарочно терзал дверь. Родиону надоело бесполезное ожидание, он попросил отойти в сторону, быстро щелкнул замком и приказал подождать на лестничной площадке. Можно было и не говорить. В эту квартиру Медников ни ногой.
За два дня успел настояться дух. В прихожей ничего не трогали. Уличная одежда, обувь и зонтики остались на месте. А вот дверь в гостиную была широко распахнута. Как видно, не закрыли после санитаров. Недалеко от порога скрутился подсохший листик, отмечая место, где посыльный уронил букет. Родион прошел внутрь.
Жилище Марии Саблиной указывало на ее вкусы: портреты великих композиторов вместо предков или родственников. Немецкое пианино в дальнем углу. Стопка нот на витой консоли для ваз. Обстановка говорила не только о хорошем вкусе барышни, мебель новая и модная, но и о больших возможностях покровителя. Стоило все это нескольких жалований министерского инспектора. Ничего не скажешь, умеет основательно жить господин Основин. Квартиру любовницы обставил так, что не стыдно друзьям показать. А уж сыскной полиции тем более.
Штора, не сдерживаемая шнуром, свешивалась вольно. Родион лишь проверил срез: чисто и ровно, как острым ножом. И повернулся к мебели.
Что-то было не в порядке. В правильном расположении вещей ощущался некоторый сбой. Быть может, кресла были не на месте? Вместо того чтобы занимать диспозицию справа или слева от дивана, одно из них самовольно встало посредине ковра, а другое пристроилось рядом, но чуть сзади. Словно кому-то из гостей захотелось сесть посредине комнаты напротив искусственного камина. Для чего кресла поставили таким игривым образом, было неизвестно. Плотный ковер не оставил следов. Даже от ножек не было вмятин.
66 
