Как прочувствованно, — нервно улыбнулась Лена, ощетинившись и приготовившись к нападению. Начало не оставляло сомнений в том, что сейчас она получит несколько корявое, но подробное объяснение, почему именно «не получилось».
Судя по некоторой вялости дикции, Иван был пьян. Слова у него настойчиво цеплялись друг за друга и застревали между зубов, как старое мясо. Мучительные паузы свидетельствовали о попытках подобрать более легкие в озвучивании лексические единицы, но тянулись они так долго, что вместо очередного слова вполне можно было ожидать молодецкого храпа.
В целом суть трагического повествования, прерываемого охами, вздохами и натужным сопением, сводилась к тому, что больше они встречаться не могут. Лена услышала о том, какая она замечательная, красивая, добрая, умная и массу еще всяких обтекаемых сведений, из чего никак не явствовало, почему надо было расставаться. Тем не менее спрашивать прямым текстом, почему Ромео унесло течением, ей не хотелось.
Иван, разошедшийся в своей хвалебной оде брошенной девушке, даже перестал запинаться. Рассказ шел как по накатанной, поскольку эпитеты уже повторялись не по одному разу, и нетрезвый кавалер наловчился более-менее сносно их выговаривать.
Лена утомилась от прослушивания спича, несшего неизвестную ей смысловую нагрузку, и устало поинтересовалась:
— У тебя по сути вопроса все или есть еще дополнения?
Дополнения были, но на деле они оказались лишь новой интерпретацией всего вышеизложенного. Утомленный своим красноречием Иван, наконец, выдохнул и подвел итог:
— В общем, с ним тебе будет лучше.
— Да-да, — машинально подтвердила Лена, размышляя, как завершить беседу, чтобы не осталось неприятного осадка и неразрешенных вопросов. Но это было лишь минутное замешательство: — Что?! Не поняла. С кем мне будет лучше?
— С ним, — уверенно повторил Иван.
— «Ним» это кто?
— Кто?
Похоже, острить с принявшим на грудь для храбрости Иваном не следовало.
— Ты о ком говоришь? — медленно, едва ли не по слогам спросила Лена.
— О тебе.
— Это понятно, а второй кто?
— Кто второй? — бывший кавалер снова сбился с курса и никак не мог нашарить в темноте сознания нить своего повествования.
— Тот, с кем мне будет лучше, — раздраженно ответила Лена.
— А, да, он очень хороший человек.
— Как фамилия хорошего человека? — гаркнула она так, что Вероника Федоровна, подслушивавшая в коридоре, вздрогнула и на всякий случай передвинулась подальше от двери.
— Не знаю фамилию. А я подлец, — неожиданно перешел он к самобичеванию. — Но это даже хорошо. Ты бы не была со мной счастлива… с подлецом. С негодяем. Мне стыдно…
Иван вдруг всхлипнул и шмыгнул носом так, словно страдал от многолетнего сенного насморка.
— Не перебивай, — сурово рыкнул он изумленно молчавшей Лене. — Да, я взял эти деньги. Взял. Но мне нужно копить на квартиру. Я не могу привести жену в общежитие. Она туда не пойдет.
— Жена? — отмерла Лена. — А разве ты женат?
— Нет, но это поправимо. Я найду хорошую девушку, и мы нарожаем с ней детей.
Из этого следовало, что Лена не является хорошей девушкой, с которой можно заняться продолжением рода. То есть всем остальным можно, а вот как раз этим — никак!
— Я на эти деньги машину могу купить, например, и бомбить по ночам. Тогда на квартиру быстрее накопим. Эх, Аленка, заживем по-людски!
— Стоп, милый, — разъярилась Лена. — Если я правильно поняла, заживешь ты не со мной?
— Не с тобой, — грустно согласился Иван, — а жаль.
Лена постаралась дышать медленно, чтобы справиться с охватившей ее паникой. Либо она что-то неправильно поняла в путаном рассказе Ивана, либо он просто под действием алкоголя нес всякую ахинею, не задумываясь о смысле. Она боялась ошибиться, но поскольку с пьяным Иваном она раньше дела не имела, то как оценивать его бубнеж, она тоже не знала.
— Про какие деньги речь? — она попробовала внести ясность хотя бы в некоторые пункты.
— Он дал. Чтобы я с тобой больше не встречался. Много дал. Значит, ты ему дорога. Если бы дал мало, я бы не согласился. Так что тебе должно быть даже приятно.
— Мне страшно приятно, мне так приятно, что слов нет! — выдавила Лена. — Не звони мне больше. Все. Бери топор и иди строить счастье.
— С топором только разбойники да Раскольников ходят. Глупость ты сказала. Счастье строят руками…
— Иди работать руками, только, пожалуйста, никогда больше не появляйся на моем горизонте! — она осторожно положила трубку, прислушалась к трепетавшему где-то на подступах к горлу сердцу и горько разрыдалась, уткнувшись в старенький обтрепанный подлокотник дивана. Ее продали. Ее любовь, надежды, мечты просто продали. Она еще не понимала, что кто-то это все купил, но уже знала, что Иван весь этот набор продал. Она жалобно и тоненько подвывала от обиды, от разочарования… Мама суетилась вокруг, не понимая, что случилось и чем она может помочь.