52 
Лишаешь себя мирских удовольствий, но зато сохраняешь в неприкосновенности душу, обращенную к Богу. Он не знал, есть Бог или нет, но было так приятно думать, что кто-то заботится о нем, бережет и лелеет. И конечно, не допустит, чтобы с ним случилось что-нибудь непоправимое.
Заснул под утро, с трудом проснулся от перезвона двух будильников, подвез Ингу на занятия и, полусонный, добрался на работу. Первым делом позвонил отцу. Тот был странно отрешенным и разговаривать не захотел. Сказал только, что со временем, возможно, всё утрясется, при этом в голосе у него убежденности в верности сказанного не было ни на йоту. Юрий догадался, что тот решил: примирить Ингу с матерью похоже, не удастся.
После ухода сына Евгений Георгиевич и сам попытался выяснить, в чем дело. Он никогда не видел, чтобы жена так срывалась и орала на кого-то, как базарная торговка. Впрочем, орала она не как торговка, а как до глубины души возмущенная беспардонным к себе отношением женщина.
– Понимаешь, я ничем этого хамства не заслужила! Совершенно ничем! – она смотрела на него сверкающими от негодования глазами, так и не сумев примириться с несправедливостью. – А она еще жалобы на меня строчила! Таракан ей в соусе привиделся! Да у нее глюки; она, может, наркоманка, но я-то тут при чем?
Евгений с интересом следил за порывистыми движениями возмущенной жены, внезапно почувствовав к ней самый прозаический мужской интерес. Раньше в подобных ситуациях ее прекрасно успокаивал хороший секс, но вот как сейчас предложить ей такой способ лечения? Она же уверена, что у него кто-то есть и, как высоконравственная особа, непременно откажет.
Он посмотрел на накрытый стол и предложил:
– Лариса, давай-ка поедим, зачем добру пропадать? Я, кстати, сегодня весь день не ел в ожидании вечернего пиршества.
Они сели за стол. Евгений Георгиевич открыл бутылку вина и разлил его по бокалам. Лариса в раздражении залпом выпила вино, и он налил ей еще. Потом она принесла блюдо морепродуктов, приготовленных по изысканному итальянскому рецепту, и поделила его по братски, устроив себе настоящее пиршество. Он удивленно спросил, не веря своим глазам:
– Лариса, ты что, не борешься уже за красоту и здоровье?
Она раздраженно махнула рукой и пробурчала:
– Помолчал бы уже! Настроение ужасное, да к тому же я и без того похудела почти на десять килограмм! Могу себе позволить!
Посмеиваясь, Евгений тоже принялся за еду. Они молча ели больше часа, подкладывая на свои тарелки то один, то другой деликатес. Было легко, как когда-то, когда они еще были молоды и беззаботны.
Наконец, одновременно насытившись, откинулись на спинки стульев и осоловело посмотрели друг на друга. Евгений почувствовал, что его намерение устроить жене ночь лечения с треском провалилось: он не мог шевельнуться. Сконфуженно кашлянул:
– Ты не против, если я лягу в кабинете, как раньше?
Она небрежно махнула рукой:
– Да ради Бога! Только вот как потом будешь отчитываться перед своей половиной, где провел ночь?
Он тихо уточнил:
– Да никого у меня нет!
Жена пристально посмотрела на него и вдруг поняла, что ей, в сущности, всё равно. Сказала ему об этом прямо, чтобы не питал напрасные надежды. Если они у него есть, конечно.
Это безразличие его основательно задело. Хотя, возможно, она просто притворяется, ведь, как ни крути, а он ее изрядно обидел. Коварно предложил:
– Но, может, ты хочешь, чтобы я ночевал в твоей постели?
Она не менее ехидно поинтересовалась:
– Для чего, чтобы я тебе массаж живота делала? Ты же объелся! К тому же ты столько лет не обращал на меня внимания, так с чего бы мне думать, что в тебе пробудился основной инстинкт? Может, от съеденных устриц? Говорят, они повышают потенцию?
Евгений поперхнулся. Раньше жена всегда избегала таких скользких тем.
– Я и раньше тебя, бывало, хотел, просто прекрасно помнил, как ты жаловалась какой-то подруге на то, что тебе со мной давно уже ничего не хочется. Вот мне и пришлось держать дистанцию, чтобы тебе окончательно не надоесть.
Ее лицо выразило болезненное недоумение. Ничего подобного она не помнила. Резко сказала, не веря ему ни на грош:
– Да это просто твои дурацкие отговорки, чтобы объяснить отчуждение. Не выдумывал бы! Я никогда свою интимную жизнь ни с кем не обсуждала!
Она сказала это с таким пылом, что он засомневался в услышанном. Действительно, в том запомнившемся ему разговоре местоимение «я» ни разу не звучало. Неужели он принял на свой счет то, что к нему никакого отношения не имело?
52 
