Последние отзывы

  82  

Татьяна заинтриговано подтвердила:

– Ну да, а как вы узнали?

Мужчины жалостливее женщин. Наверное, он вам очень сочувствовал. Роды были тяжелыми? Из выписки многого не вытянешь.

Татьяна пожала плечами.

– Не знаю, не с чем сравнивать. Сами роды-то ничего, но вот эти жуткие разрывы…

Врачи посочувствовали ей, заверили, что за Владимира Матвеевича и нее радуется всё село, закончили свои дела, сложили в приготовленный круглый металлический бокс использованные инструменты и ушли, пообещав зайти завтра.

Она приготовилась встать, но Владимир, быстро проводив гостей, подбежал, когда она уже приподнималась, обхватил за плечи одной рукой, другой подхватил под ноги и перенес обратно в спальню. Ушел в ванную и что-то начал готовить там.

В шесть вечера к дому потянулись мужики из правления. Раздраженный Владимир разговаривал с ними в комнате напротив входа, не давая проходить дальше. Часов в восемь, выпроводив всех, зашел к Татьяне.

– Завтра придется заскочить в правление с утра на пару часов. Ты не хочешь позвонить домой, сообщить радостную весть?

Она отрицательно мотнула головой.

– Нет, родные сразу примчатся, и мама дико расстроится, увидев меня в таком состоянии. А у нее и так нелады с сердцем. Окрепну, тогда и скажу.

С любовью посмотрела на сына, перепеленутого и снова крепко спящего в своей кроватке.

– Как мы его назовем?

У Владимира гулко бухнуло сердце. Она сказала «мы»! Оговорилась или нет? Радостно спросил:

– А как хочешь?

Она немного задумалась.

– Надо бы выбрать имя по святцам.

Он достал календарь и прочитал нараспев, как дьяк в церкви:

– Африкан, Максим, Федор, Александр…

Она прервала его на Александре:

– Хорошее имя. Пусть будет Саша.

На следующее утро Владимир ушел в контору к восьми часам, уложив малыша рядом с мамой. Поставил на журнальный столик, стоящий около кровати, стакан клюквенного морса для Татьяны и бутылочку с водой для сына.

Сашка безмятежно спал, мамочка рядом с ним, отдыхая и набираясь сил. Проснулась лишь через несколько часов от вопля голодного парня. Владимир был уже дома, заботливо заглянул к ней, переложил после кормления сынишку в кроватку.

Через несколько дней она почувствовала себя гораздо лучше. Захотелось выйти на улицу, вдохнуть сладкий весенний воздух. Владимир выкатил на улицу коляску с ребенком, оставил под окном, а сам вернулся за ней. Но она, не желая его помощи, уже сама выходила из дверей. Видя ее упрямство, он укоризненно покачал головой, обвил рукой талию, не давая увернуться, и медленно повел по дорожке вдоль дома.

Татьяна хотела отстраниться, но, почувствовав легкое головокружение, послушно пошла рядом. По дороге огляделась вокруг. Какая теплынь! Почти лето! И всё так же, как в прошлом году. Старые качели, яблони и клены вперемешку. Она с горечью вспомнила безмятежность прошлого лета. Вслед за сожалением об утраченном вновь нахлынули разочарование и досада. Как же она была тогда наивна, верила в любовь и счастье…

Владимир, почувствовав смену ее настроения, тревожно заглянул в глаза и огорченно нахмурился.

Они не спеша, в напряженном молчании шли по гравийной дорожке. Владимир толкал перед собой коляску, а Таня держалась за ее ручку. Шагов через сто поняла, что утомилась, но упрямо продолжала шагать вперед. Но он заметил ее прерывистое дыхание и молча повернул обратно.

Вокруг пели птички, цвели яблони, испуская нежный аромат, и она с удовольствием решила, что сегодня же попытается набросать эскиз хотя бы акварелью. Подняла глаза повыше и замерла, глядя на дом. Перед ней была точная копия картины с домом ее мечты. Не считая старых качелей, которых на картине не было, всё остальное было так же: цвет, отделка. Она посмотрела на мужчину. Он стоял рядом, сжав губы так, что они побелели, и не мог взглянуть на нее.

Татьяна изумленно протянула:

– И когда же ты это сделал? Ведь перекрасить такой дом – это не шутка!

– Еще в апреле, как только солнышко начало пригревать достаточно, чтобы нормально высохла краска. – И тихо добавил, уставившись в землю: – Я и картины повесил обратно, привез из твоей городской квартиры. Будешь покрепче, поднимемся в мастерскую.

Про картины говорить было слишком больно, и она, отвернувшись и закусив губу, побрела к дому, ничего не ответив. Он с понурой головой шел следом.

Через месяц, когда ей разрешили сидеть, позвонила родителям и сообщила о прибавлении в семействе. Родители и сестра с мужем, забрав племянников, примчались на следующий же день. Попеняв на ее скрытность, полюбовались на крепенького малыша.

  82