Владимир осторожно распеленал малыша. Тот недовольно почмокал, но глазки не открыл. Папашка прошел на кухню и негромко зазвенел посудой. Через двадцать минут принес поднос, уставленный тарелками.
Татьяна одним глазом с неудовольствием посмотрела на еду. Куриный бульон с клецками и яйцом. Творожная запеканка. Стакан какао. Тонкие ломтики белого подсушенного хлеба. Она поморщилась. Есть не хотелось совершенно.
Он посмотрел на ее кислую физиономию и взял в руки ложку. Подложил ей под голову подушку и стал кормить, поднося ко рту ложку и насмешливо предлагая: ну, за сына, за папу, за маму, за сестру.
Она кривилась, но, боясь разлить еду по кровати, покорно глотала. Наконец тарелки опустели, она обессилено откинулась на подушку, устав и от дороги, и от сытной еды, но тут раздался такой вопль, что они оба подпрыгнули.
Отец быстро взял буяна на руки.
– Проснулся, голубчик! Тебя-то уговаривать поесть не придется. Ты у нас настоящий мужчина – есть захотел, и сразу требуешь свою долю! Ну что ж, мамочку мы накормили, теперь твоя очередь!
Он положил малыша рядом с матерью. Татьяна искоса поглядела на Владимира, надеясь, что тот проявит деликатность и выйдет из комнаты. Но тот встал посредине комнаты, широко расставив ноги и всем своим видом показывая, что уходить не намерен. Она напомнила себе, что он многократно видел ее всю и стесняться поздно, неохотно освободила грудь, вложив сосок в мгновенно замолчавший ротик. Тут же раздалось жадное чмоканье.
Владимир довольно хохотнул:
– Вот жадина! – и с тайным напряжением посмотрел на ее бело-розовую, набухшую от молока, с нежными голубоватыми прожилками грудь.
Немного полюбовавшись идиллической картиной, забрал поднос с грязными тарелками и ушел мыть на кухню. Зазвонил телефон и Татьяна слышала, как он с кем-то кратко поговорил.
Малыш поел, выпустил сосок, почмокал маленьким ротиком и довольно задремал. Отец переложил его в кроватку, огорченно заметив:
– Да, а переодеть-то тебя надо было до кормления. Но от таких воплей кто хочешь растеряется. Ну да ладно, памперсы на тебе хорошие, до следующего кормления, надеюсь, дотерпишь.
Около дома раздались негромкие шаги. Хозяин вышел в коридор и впустил гостей. Татьяна услышала оживленные слова поздравлений, потом зашумела вода в ванной и в комнату друг за другом вошли две улыбающиеся женщины. Владимир представил их друг другу:
– Таня, это наши медики: педиатр и патронажная сестра. Но вы, я думаю, уже знакомы.
Женщины, вполголоса засмеявшись, признали:
– Ну, знакомство несколько одностороннее: мы жену управляющего, естественно, знали, а вот она нас – нет.
Поздравили с рождением сынишки, заверив, что все неприятности быстро забудутся. Бережно осмотрели спящего ребенка, умудрившись его не разбудить. Хотя довольного и сытого маленького человечка разбудить было сложновато. Дали несколько советов по уходу за младенцем и ушли, отказавшись от предложенного Владимиром чая.
После их ухода он еще повозился на кухне, кипятя воду для купания, и хмуро поглядывая на часы. Зашел к ней в комнату и нетерпеливо подошел к окну, выглянул на дорогу. Татьяна недоуменно проследила за его беспокойными передвижениями. Он еще кого-то ждет? Тут под окном снова послышались торопливые шаги и появились новые гости.
На этот раз в комнату вошли гинеколог с акушеркой. Так же сердечно поздравили и повернулись к мужчине.
– Владимир Михайлович, вы всё подготовили, как мы просили?
Он заверил, что всё готово и отвел их в соседнюю комнату. Не успела Татьяна удивиться, что же такое там приготовлено, как он вернулся, подхватил ее на руки и унес туда же. Она увидела врачей уже в халатах, масках и перчатках. Посредине комнаты стоял длинный узкий стол, застланный одеялом, клеенками и простыней. Рядом стоял эмалированный тазик. У нее похолодело на сердце и она судорожно вздохнула. Опять боль!
Владимир ласково уложил ее на стол, подложил под голову подушку и хотел раздеть, но тут, к величайшему облегчению пациентки, вмешались врачи:
– Ну что вы, Владимир Михайлович, дальше мы справимся и сами!
Он пожал плечами, но без спора вышел.
Ее осмотрели и обработали. К удивлению Татьяна, боли практически не было. Или у Дарьи Ивановны были такие чуткие руки, или ее раны начали подживать. Гинеколог всё восхищалась ювелирной работой врача, наложившего такие аккуратные швы:
– Всё заживет так, что даже следов не останется! И еще с десяток малышей нарожаете, если захотите! – При этих словах Татьяна невольно поморщилась, и гинеколог сочла своим долгом ее успокоить: – Боль забудется, через месяц-другой и не вспомните! – И с уверенностью заявила: – Бьюсь об заклад, что швы накладывал мужчина!