Последние отзывы

  131  

Все в порядке, нужно успокоиться. Кейс здесь, в его кабинете. Все неприятности остались позади. Они в прошлом. Теперь нужно только успокоиться, набрать шифр, затем надавить пальцами на замки. И крышка поднимется. Только спокойно. Он снял чемодан со стола, положил его на стул, сел на колени возле него, с силой потянул наверх крышку, от чрезмерного усердия едва не сломал ноготь на безымянном пальце. Чертыхнувшись, Марьясов повертел колесики замка в разные стороны, спутав шифр, снова принялся набирать шестизначный номер. Он что есть силы давил пальцами на замки, но замки не открывались, а крышка не сдвигалась с места ни на миллиметр. Боковым зрением Марьясов заметил, что Трегубович, проявляя перед начальством показное усердие, тоже встал на колени и ползает по полу, подбирая с ковра цветные скрепки.

– Прекрати тут ползать, – прошипел Марьясов и поднялся на ноги. – Прекрати немедленно ползать.

Трегубович встал на ноги, отряхнул пыль с коленок.

– Неплохо бы рассчитаться за работу, – сказал он.

– Я ещё чемодан не открыл, а ты рассчитаться.

– Вы богатый человек, – забубнил Трегубович. – Вам эти деньги – тьфу. А я бедный. Почему так устроен мир: один богатый, а другой бедный? Вы вот богатый, а я почему-то совсем бедный.

Услышав эти слова, Марьясов даже оторвался от своего занятия и впервые посмотрел на Трегубовича с интересом. Вот ведь до чего дошло, этот болван так продвинулся в своем развитии, что теперь озабочен вопросом несправедливого мироустройства. Марьясов криво усмехнулся.

– Ты бедный, а я богатый – это природная данность, вот и все, – сказал он. – Объяснять человеку, почему он бедный, все равно, что объяснять человеку, почему он дурак. Это необъяснимо.

– Значит, я опять останусь без денег?

– Сегодня без денег не останешься. Но, скорее всего, на всю жизнь останешься бедным. Потому что природа твоя такова. Так уж ты устроен. Так запрограммирован, на бедность.

Обдумывая услышанное, Трегубович тупо кивнул головой. Марьясов снова принялся за дело. Возможно, он забыл или перепутал шифр? Вряд ли, такие вещи ни с чем не спутаешь. Шифр на замке не что иное, как годы начала и завершения второй мировой войны. Когда бишь она началась? В тысяча девятьсот тридцать девятом году, а закончилась соответственно в сорок пятом. Вот и вся комбинация из шести цифр. Эти даты не спутаешь. Впрочем, черт его знает. Марьясов надавил пальцами на замки.

Нет, так дело не пойдет. Сорвавшись с места, он подбежал к столу, выдвинул верхний ящик. Покопавшись в бумагах, нашел тонкий блокнотик с райской птицей на обложке, перевернул несколько страниц. Не то, все не то. Опять не то. Вот, вот она комбинация, записанная на предпоследнем листке, все верно, 193945. Тогда почему же не открывается кейс? Марьясов вспомнил, что в нижнем отделении секретера в мягком футляре из кожзаменителя лежит неизвестно кем и когда оставленный набор столярных инструментов. Там должен быть молоток и стамеска. Прекрасно, вот инструмент и дождался своего часа. Марьясов бросился к секретеру, едва не повалив попавшийся на пути стул с кейсом. Он выдвинул нижний ящик.

– Кто-то сменил шифр, – Марьясов едва не скрипел зубами. – Значит, лазали в чемодан, открывали его. Всем интересно…

– Этого не могу знать, – пожал плечами Трегубович. – Лазали или нет.

Марьясов запустил руку в выдвинутый ящик, стараясь нащупать на его дне инструмент.

– Разрешите, я сам чемодан открою, – подал голос Трегубович. – Я его открою.

Марьясов оглянулся через плечо.

– Чем это ты чемодан откроешь, пальцем что ли? Или каким другим местом?

– Руками, руками. Да не волнуйтесь, сейчас открою. Это так просто.

Трегубович внезапно упал на колени, словно нашел на полу новую ещё одну скрепку, подполз к стулу, низко наклонился над кейсом. Марьясов пнул ногой ящик секретера. Он подошел к Трегубовичу, встал за его спиной, стал молча наблюдать, как тот набирает все новые комбинации цифр, а потом тянет вверх крышку, приговаривая «сейчас, сейчас». Нужно набраться терпения, нужно ещё немного подождать. Не получится у Трегубовича, он сам откроет кейс, сломает замки молотком и стамеской. Нужно набраться терпения.

Тяжело вздохнув, Марьясов, чтобы отвлечься, стал разглядывать картины известного столичного живописца, купленные на благотворительном аукционе за большие деньги, и теперь украшавшие собой пустую левую стену кабинета. На полотне «После покоса» изображен немолодой крестьянин с загорелым добрым лицом. Он, одетый в белую косоворотку, расположился в тени дерева. Предвкушая отдых, улыбается, лучики мелких морщинок идут от уголков глаз к вискам. Мужик раскрыл на коленях кисет, вытащил из него щепоть нюхательного табака и, кажется, собирался засунуть эту гадость в нос. Добрая просветленная физиономия крестьянина почему-то вызвала глубокое возмущение в душе Марьясова.

  131