очень нудно 
25 
Полностью отдавшись наслаждению, она откинула голову назад и приглушенно повторяла его имя, словно песню, пока он ласкал ее.
Он соединил свой разум с ее разумом, возбуждаясь от каждого нежного вскрика, от каждого хриплого всхлипывания. Она стояла в лунном свете, вся открытая для него, пропитанная наслаждением и дрожащая от его страсти.
И страсть его была такова, что его пальцы оставляли на ее влажной коже золотые следы, следы, которые пульсировали, скручивая ее в клубок наслаждения.
Когда он снова нашел ее губы, ее вкус, острый и сладкий, ворвался и опьянил его.
Теперь ее руки освободились и крепко обхватили его. И ее ногти царапали его, когда она стремилась удержать, стремилась найти его. Она прижалась к нему, горячая, нетерпеливая, и бедра ее выгибались от нарастающего желания.
Он вошел в нее — один отчаянный толчок, затем еще один. Еще один. Она ответила на настойчивый ритм его движений, и он освободил в себе зверя.
Разум его был пуст, в нем не было ничего, кроме желания обладать ею и этого первобытного голода, который был общим для них. Лес эхом ответил на торжествующий зов, когда этот голод поглотил их обоих.
Она лежала — безвольная, неподвижная. Даже если бы на нее неслась тысяча диких коней, она бы и пальцем не пошевелила.
Флинн упал, обессиленный, на нее, и сейчас был, словно мертвый, и она подумала, что он чувствует себя точно так же.
— Мне так жаль, — произнесла она с долгим, долгим вздохом.
— Жаль? — Он поводил рукой в траве, пока не нащупал ее руку.
— Ммм. Так жаль женщин, у которых нет такого любовника, как ты.
Он издал звук, похожий на смешок.
— Так великодушно с твоей стороны, mavourneen. А я предпочитаю быть эгоистом — единственным мужчиной, который наслаждается тобой.
— Я видела звезды. Не те, что вверху.
— Я тоже. Ты единственная, заставившая меня видеть звезды. — Он зашевелился, прижался губами к ее груди, потом поднял голову. — И ты пробуждаешь во мне зверский аппетит.
— Значит, нам нужно возвращаться.
— Нам нужно делать только то, что нравится. Чего бы тебе хотелось?
— Прямо сейчас? Мне хочется воды. Никогда не хотелось раньше так пить.
— Воды? — Он наклонил голову, усмехнулся. — Воды я могу тебе дать, сколько угодно. — Он обхватил ее и перекатился. Она взвизгнула, а он громко расхохотался, когда они скатились с берега и с шумом упали в воду пруда.
Кейлин была поражена, как много общего у них с Флинном. Учитывая обстоятельства и все то, что отличало их, казалось удивительным, что они вообще находили темы для обсуждения. Флинн не сидел пятьсот лет сложа руки. Его любовь к хорошим вещам, даже если они служили лишь для красоты, очень импонировала ей. Занимаясь профессионально антиквариатом, она имела дело с раритетами, исполненными высокого мастерства, с прекрасным. Ей были интересны история стола, общественное назначение эмалированной табакерки или наследники сервировочного блюда. Эти несколько предметов, которые она оставила себе, были для нее особыми, не только из-за их красоты, но и из-за их загадочности.
Ей и Флинну нравились одни и те же книги и фильмы, хотя он читал и видел — просто для развлечения — гораздо больше ее.
Он слушал ее, расспрашивая о различных этапах ее жизни, пока она не начинала раскладывать события по полочкам и вспоминать вещи, которые когда-либо видела или делала, или переживания, о которых давно позабыла.
До сих пор никто и никогда ею так не интересовался, не интересовался, какая она и что думает. Что она чувствует. Если он не соглашался с ней, то вовлекал ее в спор или поддразнивал, побуждая разбираться в сторонах жизни, о которых она редко задумывалась.
Казалось, она делает для него то же самое, выводя его из задумчивого молчания или оставляя в покое, пока сумрачное настроение не пройдет само по себе.
Но всякий раз, когда она говорила о будущем или спрашивала о нем, молчание длилось дольше обычного.
Поэтому ничего не надо спрашивать, сказала она себе. Ей не нужно знать. Чего она добилась благодаря распланированности и точности, кроме однообразия жизни? Что бы ни произошло, когда неделя подойдет к концу, — Господи, почему она не помнит, какой сегодня день недели? — она будет благодарна.
А пока каждый миг был драгоценным.
Он столько дал ей. Улыбаясь, она бродила по дому, перебирая пальцами изысканное жемчужное ожерелье, которое не снимала с тех пор, как он надел его ей на шею. Это не подарок, думала она (хотя и очень ценила его), это любовь, возможность и, прежде всего, способность видеть.
25 
