— Быть умной и упрямой — это разные вещи. — Он прикоснулся к пальцу губами, и пульсирующая боль прекратилась. — Но все же ты не настолько упряма, как я заметил, чтобы совсем не обращать внимания на чувство комфорта, которое дает чашка чая, книга и удобное кресло.
— Я не собиралась оставаться в пустой комнате, заламывая руки, пока ты успокоишься.
Он поднял брови.
— Неприятно, правда? Я имею в виду пустоту. Она высвободила руку.
— Ну хорошо. Я понятия не имею, с чем тебе приходится иметь дело, и не имею никакого права критиковать тебя за то, как ты это компенсируешь. Но…
— …Что справедливо, то справедливо, — закончил он за нее. — Это место и то, что было на мне, — вот и все, что я имел, когда впервые попал сюда. Я мог наполнить это место вещами, вещами, которые мне нравились. Это я и сделал. И я не намерен извиняться за это.
— Мне не нужны извинения.
— Нет, тебе нужно что-то совершенно другое. — Он разжал руки, и в них заискрились роскошные нити жемчуга.
— Флинн, не проси меня принять это.
— Я прошу. Я дарю их тебе, Кейлин. Это копия, и принадлежит только мне. До тех пор пока не станет принадлежать тебе.
У нее перехватило дыхание, когда он надел ожерелье ей на шею.
— Ты создал это для меня?
— Возможно, за долгие годы я немного разленился. Мне понадобилось чуть больше времени, чем обычно, чтобы сделать это, но зато я вспомнил радость созидания.
— Этот жемчуг лучше того, другого. И более дорогой для меня.
— А вот и слеза, — пробормотал он и подхватил ее кончиком пальца, когда та покатилась по ее щеке. — Если она пролилась от счастья, засверкает. Если же она от печали, то обратится в пепел. Смотри.
Слеза заблестела на его пальце, замерцала и застыла, превратившись в бриллиант в форме слезы.
— И это твой подарок мне. — Он вытащил кулон из-под рубашки, провел над ним рукой. Теперь алмаз сверкал под лунным камнем. — Я буду носить его возле сердца. Всегда.
Она бросилась ему в объятия, обхватила за шею.
— Я так за тобой скучала!
— Я позволил гневу украсть у нас драгоценные часы.
— И я тоже. — Она отклонилась. — У нас была первая ссора. Я рада. Теперь у нас никогда больше не будет первой.
— А другие?
— Нам придется ссориться. — Она поцеловала его в щеку. — Мы так много друг в друге не понимаем. И даже когда понимаем, то не всегда соглашаемся.
— Ах, моя разумная Кейлин. Ну-ну, не хмурься, — сказал он, поднимая ее подбородок. — Мне нравится твой ум. Он стимулирует мой собственный.
— Он раздражал тебя.
— Поначалу. — Он кружил ее, зажигая в это время огонь, свечи. — Я тут немного поразмыслил о том, насколько удобнее было бы жить, если бы ты была покорной и соглашалась со всем, что я говорю и делаю. «Да, Флинн, да, мой дорогой», — говорила бы ты. — «Нет же, мой милый Флинн».
— Что, серьезно?
— Но тогда бы мне недоставало искорки в твоих глазах, так ведь, и того, как твой красивый ротик становится таким твердым. Заставляет меня хотеть… — Он укусил ее верхнюю губу. — Но это совершенно другой тип стимулирования. Я готов ссориться с тобой, Кейлин, до тех пор, пока ты не будешь согласна снова мириться со мной.
— А я готова терпеть твой гневный топот…
— Я не топал.
— Образно говоря. До тех пор, пока ты не будешь возвращаться. — Она положила голову на его плечо, закрыла глаза. — Гроза прошла. Какой прекрасный лунный свет!
— Так оно и есть. — Он обнял ее. — Я знаю замечательный способ отметить нашу первую ссору. — Он положил ее руку на свой кулон. — Хочешь полетать, Кейлин?
— Полетать? Но…
И она парила в воздухе сквозь ночь. Ветер круговоротом кружился вокруг нее, затем, казалось, превратился в жидкость, и все было так, словно она рассекала темное море. Камень пульсировал в ее ладони. Она кричала от изумления, затем от восторга, тянулась вверх, словно могла ухватить одну из звезд, сияющих вокруг нее.
Бесстрашная, подумал Флинн, даже сейчас. Или, возможно, это была, скорее, жажда всего того, в чем она себе отказывала. Когда она повернула к нему свое лицо, ее глаза светились ярче драгоценностей, ярче звезд, и он закружил ее в сладостном вихре.
Они приземлились, смеясь, и покатились по мягкой траве рядом с голубым водопадом.
— О! Это удивительно. Мы можем так еще сделать?
— Достаточно скоро. Вот. — Он поднял руку, и у него на кончиках пальцев закачался пухлый персик. — Ты еще не ужинала.