37 
Это шутливое предположение Абигейл отчего-то встревожило его. Может быть, из-за того, что оно предполагало их скорую и длительную, может быть, вечную разлуку. Но еще большее беспокойство вызвал у него тот факт, что он, Ник Грант, никогда не веривший в постоянство любовных отношений и счастье на всю жизнь, вдруг серьезно задумался о встрече с этой же женщиной через двадцать лет. Какими могли бы стать отношения между ними, если бы они сохранили их на такой срок?
— Я уверен, что и двадцать лет спустя, — с убежденностью в голосе сказал он, — ты будешь вызывать интерес у всякого молодого мужчины, в котором течет горячая кровь.
Женщина слегка вздрогнула, ее фиалковые глаза взглянули на него поверх чашки чая, и она произнесла:
— Но ведь мне тогда будет уже сорок пять!
— О, не строй из себя наивную глупышку. Ты же прекрасно знаешь, что твоя внешность с возрастом станет только сочнее, ярче. Просто у тебя такой тип красоты. Твои глаза, фигура, бедра — все это, никогда, не потеряет своей привлекательности.
— Ну, пожалуйста, не надо. — Ее щеки порозовели, глаза вспыхнули — Ты так льстишь мне, что...
— Я уже говорил, что никогда не прибегаю к лести, — прервал он ее твердым голосом, — тем более по отношению к тебе. Просто, ты должна знать правду и... видеть ее всякий раз, когда появляешься перед зеркалом. Время никогда не сможет размыть твой облик, смыть твою красоту. Оно сможет лишь придать твоей внешности другой, быть может, еще более глубокий и неповторимый оттенок.
Несколько мгновений они смотрели друг на друга, и их взаимное притяжение и понимание было настолько глубоким и сильным, что не требовались никакие слова, движения или жесты. Ее фиалковые и его голубые глаза говорили сразу обо всем.
Ник встал и пересел из кресла на диван, поближе к ногам Абигейл. Она развернулась так, чтобы было видно все его лицо, и сказала:
— Значит, когда ты попал в больницу, на помощь к тебе сразу пришел Крис, так?
Он кивнул, вспомнив, как тяжело возвращалось к нему сознание в больничной палате, и его лицо помрачнело.
— Он сидел около меня дни и ночи напролет. Ухаживал за мной, как за малым ребенком. Когда мне стало чуточку лучше, я настоял, чтобы он больше не приезжал так часто и занялся своими делами.
— Именно в те дни он рассказал тебе об Элоиз?
— Именно в те дни, — кивнул Ник. — До своего несчастного случая, я не слышал о ней ни слова. Но стоило ему один раз упомянуть ее имя, как он уже не мог остановиться. Элоиз была здесь, Элоиз была там... Наконец нервы мои оказались на пределе, и если бы он еще раз заикнулся о ней, я бы наверняка сошел с ума. — Он рассеянно потер щеку вокруг шрама и нахмурился, вспомнив о том, что произошло между Крисом и его невестой. — Я действительно думал... надеялся, что на этот раз у него что-нибудь получится.
— Надеяться никогда не поздно. Может быть, еще все уладится и получится. Может быть, у них была просто буря в стакане воды. Просто, какой-нибудь нервный срыв накануне свадьбы... Сильно болит?
Сбитый с толку таким неожиданным вопросом, Ник бросил на нее беглый взгляд, и его поразила глубокая озабоченность, которую выражали ее глаза. Невольно, прикрыв ладонью шрам, он медленно проговорил:
— Иногда дает о себе знать. Но это ничто по сравнению с болью, которую я испытывал в первые дни после того, как пришел в себя. Но сначала я даже не понял, что со мной случилось. А позднее, когда вспомнил, как все произошло, мне захотелось вновь забыться.
Увидев удрученное выражение лица Абигейл, заметив слезы в фиалковых глазах, он поспешно привстал, нежно взял ее за руку и сказал:
— Эй, девочка, все это уже в прошлом. Я все это уже пережил, поверь мне.
— Ник, прости меня.
— За что?
— За слова, которые я высказывала в твой адрес раньше. Мне не следовало обвинять тебя в том, что ты скрываешься здесь. Мне следовало призадуматься... Я хочу сказать, что не знаю всех фактов твоей жизни и не имею никакого представления о случившемся.
— Хочешь узнать, что произошло на самом деле?
Для обоих вопрос прозвучал как гром среди ясного неба. Ник вовсе не собирался рассказывать ей о своих отношениях с Сидни и о том, чем они закончились. Но как только вопрос, непроизвольно, сорвался с его губ, он понял, что отступать было уже поздно.
— Я не хочу вмешиваться в твою личную жизнь...
— Ничего страшного. Если ты действительно хочешь услышать историю моего шрама, я расскажу ее.
37 
