Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
60 
— Хорошо, — сказала она. — Это хорошие ощущения.
— Так оно выглядит летом. Я вырос в Нью-Йорке, и иногда мама отвозила меня в это место возле океана. Помнишь океан?
Сине-зеленый холодный. Горячий песок между пальцами ног, такой рассыпчатый. Вода шумит и пенится, дети кричат. Вкус и запах соли.
Кейтлин жадно все это поглощала, с потребностью в каждом мимолетном виде, каждом звуке.
— Еще, пожалуйста. Еще.
— Мы пошли по деревянному мосту, только она и я. Она всегда покупала мне хот-дог и мороженое. У нее не было много денег, потому что старик все пропивал, но иногда она выпрашивала у него по доллару, чтобы сделать что-то вкусное на обед. Затем она давала мне мороженое, помнишь мороженое?
Сливочные, холодные шарики. Они липли к подбородку. А то темное имеет вкус шоколада.
— Помню. Спасибо, Габриэль.
Он давал ее все больше. Все свои наилучшие воспоминания. Каждый золотой день, каждую прогулку на скейтборде, каждую секунду перебивания с его мамой, когда ему было семь лет. Его болезнь, которая подарила ему способности.
Все кем был Габриэль, он передавал ей.
Кейтлин жадно поглощала все чувства, поняв, что мир снаружи существует. Она купалась в солнечных лучах, прохладном ветре, запахе горящей листвы и вкусе конфет на Хеллоуин. А также музыке. До этого она не знала, что Габриэль так любит слушать музыку. В четырнадцать лет он хотел играть в гаражной группе. Он попал в затруднительное положение с барабанщиком, одной ночи они хотели добиться лучшей синхронности, после этого барабанщик лежал на полу и тянул его за волосы. Габриэль коснулся его разума. Потом Габриэль хотел помочь ему встать, но тот, вопя, убежал.
Неделей позже, Габриэль уже ехал в Даремский центр исследования паранормальных явлений, где его начальник, мать и работники общественной службы надеялись, что он сможет это контролировать. Последним, что сказал ему его отец, было «ненормальный».
— Не обращай на это внимания, — сказал Габриэль. Он старался давать ей только хорошие воспоминания, ничего гнетущего. Кейт почувствовала, что Габриэль не хочет, чтобы она видела покрытое щетиной лицо его отца с затуманенными красными глазами. Или горящую боль от отцовского ремня.
— Ничего страшного, — ответила Кейтлин. — То есть, я не буду смотреть на то, что ты не хочешь мне показывать, ты не должен обо мне волноваться… я никогда никому ничего не расскажу, и мне так жаль. О, Габриэль, мне очень жаль. И…
Кейт хотела сказать, что теперь понимает его так, как никогда и никого раньше. Потому что она была с ним. Это даже не сеть, а что-то намного ближе и глубже. Он откинул все барьеры и вложил ей в голову свою душу.
— Я люблю тебя, — сказала ему Кейт.
— Я еще с самого начала люблю тебя, Кейтлин.
Она получила ощущение того, как он на нее смотрел. Кусочки его воспоминаний о ней. Ее дымчато-голубые глаза со странными кольцами, обрамленные тяжелыми темными ресницами. Ее кожа словно персик. Трещание ее огненно-красных волос, когда Кейт их расчесывает. Они шелковисты, но полны электричества.
Кейт отрывками увидела его мысли о ней на протяжении недель. Мысли о том, как они живут вместе. Эта девушка может быть слишком любопытной, может притянуть к себе, заставить идти за собой… Девушка, которая бросила ему вызов, которая может быть с ним на равных… В ее разуме есть как голубые озерца, так и пылающие метеоры… Она стройная и гордая, словно средневековая ведьма на рассвете.
— Я думал, ты меня предала, — сказал он. — Но ты и в самом деле пришла меня защитить, не так ли?
Тут Кейтлин поняла, что Габриэль заглядывает в ее разум так же глубоко, как и она в его. Кейт думала, что он только дает мысли, а она только принимает… но он, конечно же, полностью к ней присоединился, разделяя их жизни.
60 
