– Джил…
– Нет, пожалуйста, помолчи. – Она обхватила себя руками, словно защищаясь от него. – Не трогай меня. Я не хочу ни сочувствия, ни понимания.
– Тогда чего ты хочешь?
– Вернуться. – Отчаяние, словно воришка, прокралось в ее голос. – Вернуться в тот момент, когда она еще не начала рассказывать, и остановить ее. Заставить ее понять, что это просто еще одна ложь, с которой жить ей. Почему она это не поняла? Почему не смогла понять, что правда все разрушит? Она отняла мою личность, обезобразила мои воспоминания, лишила меня корней. Я не знаю, кто я. Что я.
– Ты та же, что и час назад.
– Нет, разве ты не видишь? – Джулия протянула руки ладонями вверх. Пустые. – Все, чем я была, построено на одной той лжи и всех последующих. Она родила меня тайно под именем, взятым из одного из ее сценариев. Затем она ушла в свою жизнь. Она даже не призналась ему… – Голос изменил ей, и она хрипло прошептала:
– Виктор. Виктор Флэнниган – мой отец.
Из всего, что Джулия сказала, только это не удивило Пола. Он взял ее руку, негнущуюся и ледяную, разогнул сжатые в кулак пальцы, обхватил их ладонями, согревая.
– Он не знает?
Джулия затрясла головой, потом со страхом взглянула на Пола. Понимает ли он, что смотрит на незнакомку?
– Господи, Пол, что она сделала? Что она сделала со всеми нами?
Он обнял ее, несмотря на ее сопротивление.
– Джулия, что бы ты ни чувствовала сейчас, ты справишься. Ты пережила развод родителей, их смерть, ты привела в этот мир Брэндона одна, без отца.
Она закрыла глаза, надеясь стереть из памяти лицо Евы… через плотно сжатые веки покатились слезы.
– Как я могу смотреть на нее без ненависти, ведь она так легко жила без меня?
– Ты думаешь, это было легко? – прошептал он.
– Для нее – да. – Джулия нетерпеливо смахнула слезы. – Черт побери, я знаю, через что она прошла. Сомнения, паника, боль… все эти фазы. Пол, я знаю, как это больно – обнаружить, что ты беременна, а мужчина, которого ты любишь или думаешь, что любишь, никогда не построит с тобой семью.
– Вероятно, поэтому она чувствовала, что может рассказать тебе правду.
– Ну, она ошиблась. – Джулия медленно, методично заставляла себя успокоиться. – Я также знаю, что, если бы я отказалась от Брэндона, я никогда бы не стала вторгаться в его жизнь, я не стала бы заставлять его вспоминать, как он думал о том, что был недостаточно хорош.
– Если она совершила ошибку…
– Да, она совершила ошибку. И эта ошибка – я.
– Замолчи. Ты хотя бы знаешь, что тебя зачали в любви. Это больше того, в чем может быть уверено большинство людей. Сколько я помню себя, мои родители были вежливыми незнакомцами, еле скрывающими отвращение друг к другу. Вот мое наследство. Тебя вырастили люди, которые любили тебя, и зачали люди, продолжающие любить друг друга до сих пор. Можешь называть это ошибкой, но, клянусь, тебе повезло больше, чем мне.
Джулия могла бы швырнуть ему в лицо все оскорбления, что вертелись в ее мозгу, а потом замирали от стыда, не добравшись до языка.
– Прости. Я не должна была срывать зло на тебе, и хватит упиваться жалостью к себе.
– У тебя полно причин и для того, и для другого. Может, теперь присядешь и поговоришь со мной? Джулия смахнула последние слезы.
– Нет, я правда в порядке. Ненавижу свои срывы.
– Нечего стесняться. У тебя прекрасно получается. – Он пальцами отвел волосы с ее лица и притянул к себе, прижавшись щекой к макушке. – У тебя был тяжелый вечер, Джил. Может, пойдешь спать?
– Я вряд ли засну. Но от аспирина не отказалась бы.
– Сейчас найдем тебе аспирин. – Пол обнял ее за плечи и отвел в кухню, ярко освещенную, с еще не выветрившимися запахами жареной картошки и поп-корна. – Где лекарства?
– Верхняя полка слева от плиты.
Совершенно обессиленная и душевно, и физически, Джулия опустилась на стул, закрыла глаза, прислушиваясь к звукам: дверца распахнулась, закрылась, струя воды ударилась в дно стакана… Вздохнув, она открыла глаза, постаралась изобразить улыбку… довольно неудачно.
– После таких приступов ярости у меня всегда болит голова.
Пол подождал, пока она проглотила таблетки.
– Как насчет чая?
– Было бы чудесно. Спасибо. – Джулия распрямилась, медленными круговыми движениями растирая виски… потом вспомнила, что это один из машинальных жестов Евы, и быстро опустила руки, сцепила пальцы.
Пол достал чашки и блюдца, сполоснул кипятком фарфоровый чайник в форме ослика… Непривычно сидеть и смотреть, как кто-то другой готовит тебе чай. Она привыкла со всем справляться сама, а сейчас приходится призывать на помощь всю свою волю, чтобы не разрыдаться.