122 
– Как только скажешь, какой бес в тебя вселился. Пошли! – Он вытолкнул ее на веранду. – Похоже, тебе нужен свежий воздух.
– Брэндон…
– Крепко спит. Поскольку его комната с другой стороны дома, он ничего не услышит. Почему ты не садишься?
– Потому что я не хочу сидеть. Я не хочу, чтобы меня держали, успокаивали и гладили по головке. Я хочу, чтобы ты меня отпустил. Пол отпустил ее, поднял руки.
– Пожалуйста. Что еще я могу для тебя сделать?
– Заткнуться. Я не в настроении.
– Хорошо, Джил. – Он оперся бедром о стол. – А на что у тебя есть настроение?
– Я могла бы ее убить. – Джулия заметалась по внутреннему дворику из тени в свет и обратно в тень. Она сорвала на ходу ярко-розовую герань и разодрала ее в клочья. Бархатистые лепестки, трепеща, упали ей под ноги. – Вся эта затея оказалась просто еще одной из ее знаменитых интриг. Вытащила меня сюда, одарила своим чертовым доверием, заставила меня довериться ей… полюбить ее. И она была уверена… так омерзительно уверена, что я попадусь в ловушку. Ты можешь представить: она думала, будто я буду ей благодарна, польщена тем, что так связана с ней!
– Я не могу ничего представить, потому что ничего не понимаю. Может, просветишь меня?
Джулия вскинула голову и посмотрела на него. Он стоял, лениво опершись о стол, и… наблюдал! Вот это у них общее, горько подумала она. Они из тех, кто стоит и наблюдает, записывает, как живут другие, что чувствуют, что говорят, когда судьба тащит их сквозь жизнь своими цепкими пальцами. Только на этот раз протащили ее, манипулировали ею!
– Ты знал. – В ней поднялась новая волна ярости. – Все это время ты знал. Она никогда ничего от тебя не скрывает. И ты стоял в стороне, и наблюдал, и выжидал. Какую роль она отвела тебе, Пол?
Его терпение истощалось. Он оттолкнулся от стола.
– Я не могу ничего подтверждать или отрицать, пока ты не скажешь мне, что я должен был знать.
– Что она моя мать. – Слова сорвались с ее языка, и каждый звук оставлял едкий вкус. – Что Ева Бенедикт – моя мать.
Пол схватил ее за плечи и даже не заметил этого.
– О чем ты говоришь, черт побери?
– Она только что это сказала. – Джулия вцепилась в его рубашку. – Должно быть, мамочка подумала, что настало время поболтать с дочкой. Прошло всего двадцать восемь лет.
Пол резко встряхнул ее, пытаясь предотвратить истерику. Он предпочитал ярость.
– Что она сказала? Точно повтори, что она сказала. Джулия опустила голову и, хотя продолжала судорожно цепляться за него, заговорила спокойно, размеренно, как будто объясняя сложную задачу слабоумному ребенку:
– Что двадцать восемь лет назад она тайно родила в Швейцарии ребенка. И поскольку в ее жизни не было места для подобного неудобства, она отказалась от этого ребенка. От меня. Она отказалась от меня.
Пол со смехом отмахнулся бы от ее слов, если бы не безысходная скорбь в ее глазах. Ее глаза… не цвет, но их разрез. Ее губы задрожали. И этот рот…
– Боже милостивый. – Пол смотрел на ее лицо так, словно никогда не видел его раньше. Может, и не видел. Как иначе он мог не заметить это сходство. О да, не очень явное, но определенное сходство. Как он мог любить их обеих и не видеть, не знать? – Ева сама это сказала?
– Да, хотя я бы не удивилась, если бы она продиктовала Нине: «Рассказать Джулии тайну ее рождения за ужином. В восемь часов». – Джулия отвернулась. – О, я ненавижу ее за это. Ненавижу за все, что она украла у меня. – Джулия снова резко обернулась, ее волосы разлетелись и упали на плечи. Она уже не дрожала, просто стояла совершенно прямо в холодном белом свете луны. – Моя жизнь, каждый момент моей жизни изменились в одно мгновение. Как все может стать тем же самым?
У него не было ответов. Он все еще пытался осознать ее слова. Женщина, которую он любил большую часть своей жизни, оказалась матерью женщины, которую он хотел любить всю оставшуюся жизнь.
– Подожди. Дай мне минутку. Думаю, я представляю, что ты чувствуешь, но…
– Нет. – Джулия словно излучала огонь. Все в ней было обжигающим: глаза, голос, сжатые в кулаки и вытянутые вдоль тела руки. – Ты даже отдаленно не представляешь. Когда я была маленькой, то иногда задумывалась… Это ведь естественно, правда? Кто они, те люди, которым я была не нужна? Почему они меня отдали? Как они выглядели? Какие у них были голоса? Я выдумывала разные истории… что они любили друг друга, а потом он погиб и она осталась одна, в нищете. Или что она умерла в родах, потому что он не успел вернуться и спасти ее… и меня. Множество сентиментальных маленьких историй. Но я оставила их в прошлом из-за своих родителей… – Джулия подняла руку, на мгновение прикрыла глаза. – Они любили меня, я не часто вспоминала, что я им не родная. На самом деле моя жизнь была такой нормальной, что я надолго забывала об этом. Но потом это снова нахлынуло. Когда я носила Брэндона, я думала, была ли моя мать так же напугана, как я. Печальна, одинока.
122 
