– Представляю, сколько коридорных стали миллионерами на чаевых.
– Все знали, что в фешенебельном «Бель-Эйр» можно провести пару часов с чужим мужем или женой.
И Амелия Грей-Торрент не была дурой. Поэтому Глория и Майкл встречались в отвратительных маленьких мотелях. Если бы мой гостевой домик уже был достроен, может, я и предоставляла бы им убежище. Но они и так справлялись. Самое забавное, что, катаясь по простыням в мотелях, в фильме они играли дочь и отца.
– «Застенчивая невеста»! – Джулия расхохоталась. – Простите, но я представила, что было бы, если бы они перепутали реплики! Камера включается, и он говорит: «Юная леди, я должен перекинуть вас через коленку и как следует отшлепать».
– А у нее темнеют глаза, дрожат губы, – подхватила Ева. – «Да, о да, папочка, пожалуйста».
– Неужели они действительно верят, что такая давняя связь может шокировать людей в наши дни? Тридцать лет назад это могло бы вызвать скандал, но кому это важно сейчас?
– Глории… и ее мужу. Он такой пуританин. Из тех, кто первым бросит камень.
– Они женаты более двадцати пяти лет. Не станут же они разводиться из-за того, что случилось еще до их встречи!
– Глория все видит в ином свете. И если даже Маркус выдержит это, то остальное будет для него настоящим испытанием. – Ева помолчала, понимая, что ее следующие слова как снежный ком покатятся с горы, превращаясь в лавину, и ничего уже нельзя будет изменить. – Когда фильм вышел на экраны, Глория обнаружила, что беременна… от Майкла Торрента.
Джулия мгновенно перестала смеяться. Эту боль она понимала слишком хорошо.
– Ужасно. Обнаружить себя беременной от женатого мужчины…
– Глория была в панике, – закончила за нее Ева. – Ее роман с Майклом угасал, но сначала она, конечно, пошла к нему, и не сомневаюсь, что закатила истерику. Он уже собирался разводиться с Амелией, но не собирался сразу прыгать в новый брак.
– Как мне жаль ее, как я ее понимаю, – прошептала Джулия.
– Они оба боялись скандала и еще больше опасались оказаться привязанными друг к другу на неопределенное время. Глория пришла ко мне. Ей больше не к кому было пойти.
– И вы опять помогли ей.
– Я поддержала ее, как подруга, как женщина. Глория уже решила сделать аборт. В те дни аборты были незаконными и опасными.
Джулия закрыла глаза.
– Как же ей было страшно.
– Да. Я нашла одну клинику во Франции, и мы поехали туда, Глория страдала не только физически. Такой выбор никогда не бывает легким.
– Ей повезло, что вы были рядом. Если бы она была одна… – Джулия открыла глаза, повлажневшие от слез. Как серый мокрый бархат. – Какой бы выбор ни сделала женщина, очень трудно одной принимать решение.
– Это было вполне приличное заведение. Я сидела в маленькой приемной с белыми стенами. Когда Глорию увозили прочь, она закрыла лицо руками и разрыдалась. И стало очень тихо, а потом меня пустили в ее палату. Она очень долго молчала. Много часов. Потом она повернула голову и посмотрела на меня. «Ева, – сказала она, – я знаю, что поступила правильно, единственно правильно, но ничто не могло бы причинить большую боль».
Джулия смахнула слезу со щеки.
– Вы уверены, что это необходимо предавать гласности?
– Да, но оставляю решение за вами, за вашим сердцем… после того, как вы услышите остальное.
Джулия встала. Она не понимала, почему волновалась, но нервы ее натянулись, как струны.
– Ева, решение должен принимать не сторонний наблюдатель, а участник событий.
– Джулия, вы не были просто наблюдателем с того самого момента, как появились здесь. Я знаю, вы пытались, вы предпочли бы непредвзятый подход, но это невозможно.
– Может, я не сохранила объективность, а может, надеюсь, что без нее лучше напишу эту книгу. Однако я не имею права включать или вычеркивать настолько интимные вещи.
– А кто тогда имеет право? – прошептала Ева. – Пожалуйста, сядьте, я хочу продолжить.
Джулия заколебалась, сама не зная почему, но села и стала ждать. Ночь быстро обступила их, оставив лишь крохотные звезды и мерцание свечей. Лицо Евы казалось таинственным и торжественным… Где-то заухала сова.
– Продолжайте.
– Глория вернулась домой, снова стала сниматься. Не прошло и года, как она встретила Маркуса и начала новую жизнь. В тот же год я познакомилась с Виктором. Мы не прятались по шикарным гостиницам и грязным мотелям. Нас соединила не вспышка страсти, а ровное пламя. В остальном, полагаю, мы были похожи на Майкла и Глорию. Виктор был женат, и, хотя его брак не был счастливым, мы не могли встречаться открыто. Мне и сейчас трудно это признавать, но вне этих стен мы никогда не были парой. Мы любили друг друга здесь, в этом доме, и только горстка людей, которым мы доверяли, знала нашу тайну. Не буду притворяться, что это меня устраивало. Я возмущалась, обижалась. На Виктора, на его жену, на всю ту ложь, в которой мы жили. У нас столько было украдено, а особенно…