Хонда вздрогнул, когда его глаза встретились на одной высоте с той стороны с широко распахнутыми в полумраке глазами Макико.
Макико в белом ночном кимоно сидела на кровати. Кимоно было аккуратно запахнуто, слабый свет с одной стороны падал на серебристые волосы, лицо, с которого смыли косметику, как и в прошлом, светилось холодной белизной. В округлости плеч сказывался возраст, когда тело начинает оплывать, но в том, как ровно дышала ее грудь, чувствовалась непоколебимая основательность существования. Это была окутанная белым душа ночи. Хонде казалось, что он видит Фудзи при свете луны. К полу складками спускалось синее одеяло — Макико прикрыла одеялом колени и похлопывала по нему рукой.
Глаза Макико, испугавшие заглянувшего в отверстие Хонду, смотрели на самом деле вовсе не в его сторону. Ее взгляд был направлен вниз, на кровать у противоположной стены.
Глядя на нее, можно было подумать, что Макико, погруженная в мысли о будущем стихотворении, вглядывается в текущую внизу реку. Момент, когда душа вдруг замечает движение и, замыслив остановить его, сосредотачивает взгляд охотника, кладущего стрелу на тетиву. Видя это, ощущаешь, что человек поистине велик.
Макико смотрела не на реку и не на рыбу. Она смотрела на темные силуэты, шевелившиеся в кровати. Хонда, упираясь макушкой в полку, заглянул через отверстие вниз, и увидел, что творилось на той кровати. Там сплелись женские бедра и бледные тощие мужские ляжки. Прямо перед глазами происходило соитие двух увядших, стареющих тел, их движения были медленными, как у животных, совокупляющихся в воде. В темноте тела влажно поблескивали: казалось, с настоящей дрожью взаимного влечения, снова и снова соприкоснувшись, разделяются две сырые травинки, — Хонда, когда туда попадал свет, ясно видел белый живот женщины, было такое впечатление, будто между телами заложена бумажная салфетка.
Иманиси с бесстыдством и каким-то изощренным распутством оставил бедра печальный интеллектуалки. Все было так похоже на его высказывания, и дрожь, легкой рябью пробежавшая по тощему плоскому заду с проступавшими костями копчика, была имитацией, всего лишь мимолетным призраком. Хонду раздражало это притворство.
А вот госпожа Цубакихара была искренней в каждом стоне. Переведя взгляд, Хонда увидел ее пальцы, которыми она, словно утопающий, отчаянно вцепилась в волосы Иманиси.
…Она невольно звала сына. Но тихим, смиренным голосом:
— Акио… Акио… прости меня.
Остальное тонуло в рыданиях, но Иманиси был невозмутим.
Хонда закусил губу, вдруг осознав серьезность и отвратительность происходящего. Теперь это было очевидно. Женщина проделывала такое не первый раз, неважно, по приказу Макико или нет, но это происходило у нее на глазах (скорее всего, только у нее на глазах). Да нет, именно это, наверное, и составляло сущность отношений наставницы Макико и ученицы Цубакихара — презрение с одной стороны и преданность с другой.
Хонда снова посмотрел на Макико. Та теребила свои сверкавшие серебром волосы и невозмутимо смотрела вниз. И Хонда понял, что Макико и он принадлежат к одной породе людей, — людей, у которых перепутали пол.
28
Наступивший день тоже был солнечным и ясным, поэтому Хонда с женой, ночевавшие у них гости и соседка Кэйко на двух машинах отправились в горы — к храму Фудзи-Сэнгэн в Фудзиёсиде. Все, кроме Кэйко, после паломничества в храм собирались вернуться в Токио, поэтому дачу закрыли на замок. Запирая дом, Хонда вдруг забеспокоился: а что, если в их отсутствие приедет Йинг Тьян, но такое вряд ли могло произойти.
Хонда утром как раз читал сборник древней поэзии, который ему привез в подарок Иманиси. Он просил Иманиси об этой книге, конечно, потому, что хотел прочитать «Хронику горы Фудзи» поэта Мияко-но Ёсика.[59]
«Гора Фудзи находится в провинции Сураганокуни. Будто срезанная вершина устремляется прямо в небо» — в этом описании не было ничего интересного, но вот этот отрывок с давних времен сохранился в памяти Хонды, и с тех пор у него не было случая его перечитать: «Пятого числа одиннадцатого месяца семнадцатого года Дзёган[60] отмечали праздник старые чиновники. К полудню небо полностью прояснилось. Чтобы на гору взирали с благоговением, на вершине горы танцуют две красавицы в белых одеждах. Пожилые люди рассказывают, что местные жители наблюдали это совсем близко».
59
Мияко-но Ёсика (834–879) — поэт эпохи классической японской литературы, писавший стихи по-китайски.
60
876 год.