87 
Облака же соколами метались по небу, отрыгиваясь "Громом Полуночи" о восьми дисках, посвященным Неистовому Рудре и превращающим в горсть грязи колесницу с упряжкой.
И мнилось неискушенному взгляду: настал конец света.
А искушенному мнилось то же самое…
* * *
Дрона не раз замечал, что внешне они очень походят друг на друга: он, сын Жаворонка, и безымянный учитель, взявшийся посвящать Дрону в науку о небесном оружии.
Оба поджарые, сухие, жилистые, оба резки в движениях, когда хотят того, и лениво-замедленные, когда опять же хотят того. Покой рождал стремительность сразу, без перерыва, без задержки, способной быть увиденной снаружи.
Гладь мигом становилась потоком.
И тот, и другой были скуластыми и черноглазыми… Но взгляд аскета-погонщика, даже спокойный, все равно пылал ярым огнем пекла, кипел затаенными страстями. Глаза же Дроны скорее походили на темные омуты-бочаги, какими изобилует река Ямуна в верхнем течении, омуты, где кто-то дремлет в непроглядной глубине под корягой, но кто именно и дремлет ли? - рассмотреть невозможно.
Они были похожими и разными.
Учитель и ученик, пламя и лед.
Но первый делился, как делится теплом огонь, щедро и без оглядки, а второй замораживал знание в себе, словно ледяная глыба, все и без остатка.
Они…
Однажды Дрона после особо удачного сражения, когда "Посох Брахмы" схлестнулся с "Южными Агнцами" и не уступил последним, решил отправиться за учителем. Он прекрасно понимал, что его собственное тело сейчас сидит в созерцании за сотни реальностей отсюда, что местонахождение подлинного тела учителя может быть совершенно любым, от райских сфер до геенны, но удержать себя не сумел.
Впервые в жизни.
Что-то зрело в сыне Жаворонка, тайное семя, и только сейчас первый росток проклюнулся наружу.
Хоть бы слово, мимолетный взгляд - не во время битвы-учения, а просто так, пусть даже равнодушие… пусть даже окрик.
Пусть.
Но, добежав до дальнего холма и одолев склон, Дрона увидел лишь пустую тропинку от вершины к подножию, да еще слепил взор на западе блеск Предвечного Океана.
Учитель исчез, не дожидаясь ученика.
Как всегда.
Дрона стоял, смотрел на тропинку, которая издевалась над сыном Жаворонка, сворачиваясь в кольца и ведя в никуда, а в душе Брахмана-из-Ларца творилось странное. Ему казалось: нарушь он сейчас все приличия и кинься по тропинке-насмешнице, ударься всем телом о пустоту, закричи подобно обиженному ребенку - безымянный аскет-погонщик явится обратно.
Возьмется за распушенный кончик косы, затеребит кисточку, язвительно усмехнется и наконец обратит внимание на Дрону. Не как на щенка, которого любопытно обучить десятку-другому команд, а как на живого человека, с которым можно спорить или беседовать.
Крикнуть?
Броситься?!
Но как же Закон… и Польза…
Дрона обругал самого себя и пошел прочь из Начала Безначалья.
Всю обратную дорогу ветер хватал его за шиворот, норовя затащить назад.
* * *
…По обезлюдевшему полю брани шел слон.
Гигант с серо-стальной шкурой, покрытой морщинами, он был подобен грозовой туче и во столько же раз превосходил размерами матерого самца, вожака стада, во сколько древесный удав больше банановой змейки. Надвигаясь на опрокинутые колесницы, он в тот же миг растаптывал их вместе с конями и трупами возниц, попирая других слонов, он сокрушал их подобно Колесу Времени или планете Кету, страшнейшей меж любыми другими планетами, сокрушитель-нице земной тверди.
Мужи в железных доспехах, конные и пешие, издавали под его тяжестью звук, подобный хрусту толстых стволов бамбука.
Двигаясь без седока, не нуждаясь в кольчужной попоне, тот бронный слон медленно поводил из стороны в сторону мощным хоботом, напоминающим медный карнай, и вместо звонкого гудения из жерла вырывались пламенные наги-змеи, исчерчивая небосвод от запада до востока.
Над макушкой слона висело багряное облако, напоминая собой кипень свирепого пламени, и исторгало из чрева пылающие головешки, ужасно гудя, словно грохотали тысячи барабанов.
А навстречу слону-исполину двигалась колесница.
Гора Махендра была ее передком, а гора Кайласа - задней частью, осью колесницы служила стремнина Ганга, Матери рек, звезды же стали на ней колесами. Украшенная молниями и радугами, сине-красная, дымно-багровая, жгуче-гневная, та превосходная колесница, будучи лишь на пядь меньше вражеского слона, источала сияние и внушала ужас.
87 
