Лёгкий, ненавязчивый романчик 
56 
Оба они ушли: Федор и Акулина.
А ты осталась.
Иди плясать кадриль.
* * *
…лестница кошкой вертелась под ногами. Юлила, терлась ступенями; норовила встать дыбом, распушив хвост ковров.
Что делать?
Куда бежать?
…Сильная рука поддержала под локоть. Глаза, два черных колодца, сияющих неземным восторгом, придвинулись вплотную.
– Эльза Вильгельмовна! – спросил еле слышно Павел Аньянич, облав-юнкер со второго курса; «нюхач», подающий большие надежды. – Ведь это вы, Эльза Вильгельмовна? Это правда вы?!
Со стороны могло показаться: молоденький кавалер объясняется даме в любви страстной и прекрасной. Но тебе уже однажды объяснялись в похожей любви: в купе поезда "Севастополь – Харьков", между делом очищая апельсин.
К счастью, институток он успел отослать наверх.
Хороши б вы были…
– Что, Пашенька? Вынюхал, мальчик мой?!
– …Например, ваш покорный слуга перед самым выпуском сумел вычислить объект: негласного сотрудника Гамзата Ц'ада, тифлисского шашлычника.
– Вас похвалили? наградили?!
– Увы, милочка. Меня вызвал к себе начальник училища в Тифлисе…
– Эльза Вильгельмовна!
И тут мальчик в лазоревом мундире произнес нечто, возможное в его устах не более, чем выход в Закон учеников без учителей:
– Я восхищаюсь вами, Эльза Вильгельмовна! Я искренне восхищаюсь вами! Выслушайте меня! Полагаю, власти заблуждаются в своем вечном стремлении искоренить, вместо того, чтобы изучать и использовать!
– Пашенька!
– Не перебивайте! пожалуйста, не перебивайте! Я много думал! Я написал рапорт начальнику училища!.. вашему супругу!.. завтра я собирался передать сей рапорт… мы выплескиваем младенца вместе с водой!.. теряем, когда могли бы приобрести!..
Боже! – как он был похож сейчас на Шалву Джандиери! На того полуполковника, которого не слышали, не могли, не хотели услышать в Государственном Совете, и, уверенный в своей правоте (Пашенька! все эти ваши мужские "Я! я! я! мы!.."), гордый князь переехал в стылую тоску Мордвинска: сыграть свою тайную партию, где картами служили живые люди.
Сосланная на поселение Дама Бубен.
Сосланный на поселение Валет Пик.
И Ленка-Ферт, так и не успевшая выйти в Закон; битая на мраморном столе морга Девятка Бубен.
– Господин Аньянич! – лязгнуло сверху. – Завтра я готов рассмотреть ваш рапорт! Более того: утром, после гимнастики, вы доложитесь ротмистру Ковалеву, дабы он предоставил вам возможность хорошенько обдумать в карцере ваше поведение!
Ты переводила взгляд с Пашеньки Аньянича на Шалву Джандиери, с облав-юнкера на полковника, с мальчика на мужа, с мундира на мундир – и чувствовала: сознание вот-вот ускользнет.
В норку.
Тише, мыши, не шуршите…
– Шалва… я сейчас упаду, Шалва!..
Он оказался рядом быстрее, чем ты успела договорить.
– Господин облав-юнкер! Живо! – на улицу, подгоните нашу коляску! И еще…
Джандиери задумался; сдвинул брови.
– И еще: вы поедете с нами. Поможете мне…
– Так точно, господин полковник! Буду счастлив!
Швейцар уже распахивал перед Аньяничем двери холла, испуганно кланяясь.
– Домой? – спросил тебя Циклоп; и успел подхватить, не дать упасть, покатиться по ступеням. – К врачу?
– Домой не надо… к отцу Георгию. Едем к "стряпчему"!
– Что происходит, Рашель?!
Впервые он назвал тебя так за последние… нет.
Просто: впервые.
– Они выходят в Закон. Без нас.
Слава богу, Джандиери не стал спрашивать: кто "они"?
* * *
В коляске ты начала терять сознание.
Ах, как славно, как весело звучит: начала терять! вот: монетка еще не выпала из кошелька, но уже застряла в прорези, уже толкается ребром, просится наружу – выпаду! пустите! затеряюсь в пыли! Начало потери – есть ли в целом мире что-то забавнее тебя? Теряем сознание, деньги, время… невинность… родителей, наставников… учеников – они еще здесь, но уже потеряны, и проклятый Дух Закона шутит новые, небывалые шутки; тебе не дают даже как следует потерять их, Федьку с Акулькой, детей кус-крендельских, плоть от плоти души твоей, Княгиня бесталанная!.. даже за их спиной постоять, гордясь, провожая, обжигаясь слезой, текущей по щеке к уголку рта – и то не дают…
– Шалва…
– Что? тебе плохо?!
– Скорее, Шалва…
"На ты… на ты… – стучат колеса; колеса, колеса!.. поезд в ад. – Он впервые обратился к тебе на «ты», Дама Бубен! ах да, сегодня все – впервые…"
Скорее, Шалва… к отцу Георгию, к Гоше-Живчику, ибо даже Духу Закона не дозволено безнаказанно глумиться над Буквой! Слыхано ли? – оставить тебя здесь (Друц! где ты, ром?!), когда крестники проходят последнее испытание! Дело, о каком Червонные «стряпчие» могут лишь мечтать: уличить Закон в беззаконии… мечтать, грезить, вздыхать ночами…
56 
