Лёгкий, ненавязчивый романчик 
60 
– Когда-нибудь, доченька, когда-нибудь, – женщина хмурится; на ее лицо набегает тень, чтобы исчезнуть мигом позже. – Когда-нибудь мы с тобой тоже станем ангелами. Только не сейчас. Мы не будем спешить, хорошо? А то папа станет за нами скучать.
– А мы… мы его т-тоже… с собой!..
– Ясное дело, с собой! Куда ж вы без папы денетесь, красавицы?!
Рядом с женским лицом возникает мужское: смешно топорщится щеточка рыжих усов. И лицо у папы смуглое, земное, совсем непохожее на мамино; и на ангела папа не похож! А вдруг из-за этого папу на небо не возьмут? Нас с мамой возьмут, а его – нет?!
Глупости! Папа хороший! Его обязательно возьмут в ангелы! Меч дадут, только не такой, как на папиных пуговицах – огненный, как у архангела Габриэля! Мама мне читала, в книжке, про меч. И папа будет нас с мамой защищать, нас и всех других хороших людей – как сейчас, только еще лучше!
Папа улыбается. Подмигивает, протягивает ко мне руки, я тянусь навстречу – и вдруг вижу: на самом деле он тоже боится, как и мама!
Папа – боится? Он не может бояться, он самый храбрый на свете!
И оттого, что папа боится, мне тоже становится страшно.
Я плачу. Из-за слез мне уже ничего не видно, перед глазами туман, серая мгла, темнота…
…темнота. Нет, не совсем темнота – в окно заглядывает луна. Ее серебристый свет проскальзывает меж колышущимися ветвями деревьев за окном – и на стене танцуют лунные человечки. Они каждую ночь приходят ко мне. Обычно они смешные и веселые. Они играют со мной. Но иногда они бывают страшные – это когда ветер начинает выть стаей волков; тогда я поскорее накрываюсь одеялом с головой, и они не могут меня достать.
Я смеюсь над ними под одеялом.
Правда, мама говорит, что я уже большая девочка, что стыдно бояться каких-то лунных человечков, которых и нет вовсе! Но я-то знаю, что они есть! Просто к маме в комнату они не заходят, вот мама и думает, будто их нет.
Сегодня ветер не воет, как волк, а тихо шепчет. Но лунные человечки все равно страшные: тянут ко мне холодные лунные руки, хотят схватить, утащить!.. но раз мама сказала, что их не нужно бояться – я не буду бояться! буду, как папа, он очень храбрый!
Я лежу и слушаю шепот.
– …снова приступ. Доктор говорит: это наследственное. У тех, кто не восприимчив к эфирным воздействиям, часто рождаются… сложные дети… – шепчет ветер маминым голосом.
Интересно, о ком речь?
– …не надо, Нина. Я знаю. Я знал это с самого начала… – теперь голос ветра похож на папин.
Что он знал? Я тоже хочу…
– Да, Шалва, ты говорил мне. И я понимала, на что иду. Я ни о чем не жалею. И все же… я так надеялась… я молилась… но, наверное, Бог не услышал меня!
Как Бог мог не услышать маму?!! Ведь мы же с ней когда-нибудь станем ангелами! Старый, глухой Бог, почему ты не услышал?!
Я тихо бью себя по губам.
Больно.
– …Не кори себя, Нина. Никто ни в чем не виноват. Это судьба… Что еще сказал доктор?
Ветер всхлипывает. Неужели это мама плачет?!
Кто ее обидел?!!
"Ты-ы-ы!.." – издевается ветер.
– Сказал, что приступы становятся чаще. И что он бессилен. Есть только одна надежда: может быть, у Тамары после восемнадцати наступит улучшение. Он сказал: так иногда случается, надо надеяться…
Это обо мне! Это обо мне шептал ветер голосами папы и мамы! Это я – "сложный ребенок"! А «приступы» – это когда в голове становится холодно, туда забирается ноябрьский ветер, воет стаей волков, зовя темноту… дальше я не помню. Потом мама всегда плачет, и папа хмурится, а когда видит, что я на него смотрю – тут же начинает улыбаться, а мне хочется плакать от этой улыбки! Я ведь понимаю: это он ДЛЯ МЕНЯ улыбается. А на самом деле…
Не хочу быть "сложным ребенком"! Не хочу «приступов»! Не хочу противных лунных человечков! Я поняла: это все они виноваты! Это их холодные лунные руки забираются в мою голову, а следом врывается ветер…
Вот и сейчас!
Прочь! прочь от меня! уходите! я больше не хочу с вами играть! не надо!.. не надо… не на…
Леденящий, волчий вой ветра.
Тьма наливается серебром, превращаясь в зеркало…
…зеркало. Огромное, выше меня, овальное, в потемневшей от времени дубовой раме с завитушками. Я помню это зеркало едва ли не с самого рождения. Всегда любила смотреться в него, когда была маленькой – рожи ему корчила, язык показывала, а сейчас вот…
Сейчас я смотрю на девушку в зеркале, не в силах поверить: ты – это я? Правда?! Я ведь еще вчера была маленькой! Я и куклы свои помню – большие, розовые, глазами хлопают; домик у них свой был, не домик даже, а целый кукольный замок.
60 
