63 
Симон ощутил прилив сострадания, внезапный, неуместный. «Бедняжка Ольга в этом своем китайском пеньюаре с мелкими цветочками и темно-красными птичками, эта бедняжка Ольга в пеньюаре для шлюх рассуждает, как в скверных романах, которые берут в дорогу…»
– Ну, десять минут при всех обстоятельствах срок долгий, – проговорил Симон. – Так что же вы хотели мне сказать? Надеюсь, что вы не собираетесь упрекать меня за вчерашнее, – скороговоркой добавил он. – Я был до такой степени пьян, что ничего не помню, особенно из того, что происходило вечером. Итак, я вас слушаю.
Он, однако, прекрасно знал, что Ольге требуется время, чтобы разыграть величественную сцену-диалог, и что она не потерпит никакого вмешательства извне! Десять минут… десять несчастных минут на роль, значит, ее придется «гнать». Симон напевал, как дрозд, во время бритья, затем он вышел из ванной и уступил место Ольге, которая устроилась перед зеркалом и с ловкостью опытной студийной гримерши начала «рисовать» женщину, готовую исповедаться в грехах… На всякий случай она наложила на скулы несколько ярковатую красную краску стыда, подчеркнула ямочки на щеках, подвела веки и за двадцать минут превратилась в тридцатилетнюю женщину, исполненную чувства вины. Прежде чем вернуться в комнату, Ольга бросила в зеркало последний взгляд, напустила на себя торжественно-строгий вид и… обнаружила, что спальня пуста, а обманутый мужчина улепетнул.
А сбежавший обманутый мужчина со свитером под мышкой и обувью в руках тщетно пытался обуться в коридоре – тщетно оттого, что из-за волнения на море началась сильная качка. От удара мощной волны судно резко качнуло, и Симон Бежар, двигавшийся семенящими шажками, то и дело спотыкаясь, с туфлями в руках и с опущенной головой, влетел в каюту четы Боте-Лебреш, где его появление произвело тем больший эффект, что путь его закончился постелью потрясенной Эдмы. Эдмы, на которую он свалился точно обезумевший солдафон, да еще на глазах беспомощного Армана Боте-Лебреша, которого та же самая могучая волна отшвырнула к стойке для багажа, да еще и заставила сделать пируэт. Потрясение Эдмы, однако, продолжалось недолго, ибо столь же неожиданно и резко другая волна скинула его с кровати Эдмы Боте-Лебреш и погнала мелкими, растерянными шажками прочь, только на этот раз задом наперед. Выкинув в коридор, волна безжалостно треснула его спиной об стенку, а заодно и захлопнула дверь каюты Боте-Лебрешей с той же силой, с какой до того ее распахнула, скрыв тем самым интимные тайны супружеской жизни. «Ничего себе равноденственная буря», – подумал сконфуженный Симон.
– Это, естественно, предмет вашей страсти? – поинтересовался обескураженный Арман Боте-Лебреш у своей интеллектуальной супруги, которая впервые в жизни не смогла произнести ни слова.
Перемерив весь свой гардероб, то есть две безрукавки и двое брюк, представлявшие собой ансамбли, а также серо-голубой костюм, Жюльен счел его отвратительным (все было куплено в спешке и без особых раздумий в Каннах, когда он и понятия не имел о том, что во время круиза влюбится) и, в полной растерянности, решил обратиться к Чарли, к Чарли Болленже, арбитру элегантности – по крайней мере, на борту «Нарцисса».
– Как вы меня находите, Чарли? – с тревогой спросил Жюльен к живейшему изумлению Чарли, в котором тотчас же взыграл романтический дух.
– Очень-очень симпатичным! – со жгучим любопытством ответил Чарли, мигом подняв все паруса и выставив все антенны, ибо всегда был рад выслушивать тайны и давать советы, быть ухом или оракулом, играть в любой сцене, лишь бы для него в ней нашлась роль, пусть даже рискованная. Он представил себе, как вечером будет невозмутимо играть в джин-рамми с Эриком Летюийе и даже глазом не моргнет, когда раздастся легкий шум, всплеск от идущей на веслах спасательной шлюпки, уносящей в сторону счастья Клариссу Летюийе и Жюльена Пейра. Но он сократил готовые сорваться с уст бесполезные комплиментарные фразы и произнес:
– Вполне очаровательным, очень симпатичным, дорогой… дорогой месье!..
– Дорогой Жюльен, – поправил тот. – Нет, я вот что имею в виду: как вы находите меня физически?
Тут Чарли даже растерялся, и у него мигом возникла невероятная надежда: коль скоро Андреа на него даже не глядит, коль скоро он совершенно пренебрегает любовью Чарли к нему, быть может, его, Чарли, утешит Жюльен Пейра… Нет, это немыслимо. Этот Жюльен Пейра, конечно, настоящий чокнутый, но зато и настоящий мужчина… Чарли слегка покраснел и спросил:
63 
