– Ты же не можешь уйти от него, не сказав ни единого слова… С этим человеком ты прожила десять лет.
– Да, – сказала Кларисса, отводя глаза, – да, я прожила с ним лишних десять лет. И мне не хочется говорить ему в лицо, что я его бросаю… Я жуткая трусиха, и мне страшно…
– Но отчего же тебе страшно? – спросил Жюльен. – Я буду в двух шагах. Если он поведет себя плохо, ты меня позовешь, я сразу же приду, и мы возобновим нашу драку в стиле вестерна ради твоих прекрасных глаз!
Он смеялся, он пытался разрядить ситуацию; он видел, как Кларисса краснеет, бледнеет, лихорадочно хватается обеими руками за его руку, и он видел, как ее глаза затуманиваются слезами гнева и страха.
– На сегодня у меня перебор эмоций, – говорила она, еле переводя дыхание. – Я решила, что тебя у меня больше не будет, что ты очутишься в тюрьме, что все разбито, что со всем покончено… Я решила, что все пошло насмарку, счастье и все такое…
– Я тоже, – проговорил Жюльен, прерывая ее, – я тоже; все так, как ты сказала… И все это могло случиться, – добавил он, немного помолчав.
– Что ты хочешь этим сказать?
Кларисса была ошеломлена. Ее природные свойства казались Жюльену слишком совершенными. Он не знал, что вся эта скрупулезная честность и уважение к чужой собственности являются лишь понятиями, которых придерживается определенный слой буржуазии, находящийся на пути к вершине, но на самой вершине о них часто забывают, и на определенном этапе отсутствие щепетильности даже помогает увеличить состояние.
– Ты знаешь, – проговорил он, – когда ты поняла, что я разбойник с большой дороги, шулер и фальсификатор, у тебя не появилось отвращения ко мне?
– Не говори громких слов, – с улыбкой заявила Кларисса, как будто бы его обвиняли понапрасну, – все, что ты делал, уже неважно. И потом, – добавила она с коротким смешком, который он счел циничным, – теперь у тебя нет необходимости заниматься всем этим.
«Но как же она считает… Но что она этим хочет сказать? Но что она думает обо мне?» Самые несуразные предположения проносились у него в голове.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил он чуть ли не умоляюще.
По сути дела, он молился, чтобы она не сочла его за жиголо, достаточно и вора. Чтобы она не делала ложных оценок, ибо тогда в один прекрасный день ему обязательно придется бежать, и он отдает себе в этом отчет, поскольку любит ее.
– Я хочу сказать, что ты можешь быть оценщиком художественных произведений, ничего подобного не делая. Мы можем закупать картины вместе, а потом перепродавать и делить прибыли, как только ты рассчитаешься с моим банком, чтобы тебя это не мучило. Ты такой нравственный для фальсификатора, – с нежностью добавила она.
И Жюльен оставил попытки понять, что именно подразумевается под словом «нравственный». Он нежно, но твердо подтолкнул ее к лестнице и проследил за тем, как она входит к себе в каюту, а сам остался в коридоре, опираясь о переборку, разрываясь между желанием схватиться с этим доносчиком и получить назад Клариссу не слишком сломленной, не слишком травмированной и вовсе не виновной.
Эрик упаковывал чемоданы или, точнее, перепаковывал, ибо стюард набивал их как попало, не зная, как главный редактор «Форума» укладывает свой багаж, и он теперь возился с ним не менее заботливо, чем со своим журналом. Она затворила за собой дверь и оперлась на нее, а сердце у нее билось сильно и глухо. Она полагала, что выслушает его в каюте, где он будет ее уговаривать и удерживать. Сердце ее временами начинало биться слабее, давало сбои и готово было совсем остановиться, и тут появился Эрик, бледный и решительный, и, похоже, вполне любезный. На лице у него была написана решимость, а в жестах и в голосе проглядывала поспешность, что подкрепляло предположения Клариссы. Он не будет объявлять удар, он не будет говорить ни о чем, он будет действовать, как будто ничего не происходит, как он делал всякий раз, когда что-то его смущало.
– Мне очень жаль, – проговорил он с легкой гримасой, – мне очень жаль, что я подозревал нашего доброго Жюльена Пейра. Я обязан был понять, что это шутка. Мой чек у вас, полагаю?
– Да, – ответила Кларисса.
Она передала ему подлинный чек Армана, индоссированный Жюльеном.
– Хорошо. Попозже я черкну словечко месье Пейра, если у вас, конечно, есть его адрес. Вы готовы? Нам пора отправляться в аэропорт в Ниццу, чтобы я прибыл вовремя и успел принять участие в брошюровке номера.