Последние отзывы

  81  

Это было уже выше того, что мог выдержать Завьялов. Он сунул руки в карманы, чтобы скрыть ярость, с которой сжимал кулаки.

— Послушайте, — сказал он, — скажете вы мне толком или нет, в чём провинилась перед вами Миронова? Какие в конце концов вы предъявляете ей обвинения?

— Обвинения! — на высокой ноте повторила женщина. — О господи, я могла бы перечислять их до бесконечности! Она втёрлась в наш дом. Была бездомная, ей негде было жить, я приютила её, пустила не из-за денег, нет, квартплата была чисто символическая. Мне нужны были не деньги, а человеческая душа… С тех пор как умер мой муж, известный всему городу архитектор… — Она поджала губы, сделала паузу и потом продолжала: — С тех пор как я осталась одна, с единственной дочерью на руках, я не искала ничего, кроме отзывчивой человеческой души. Всем было известно, что у меня прекрасная, интеллигентная квартира, и меня попросили… Словом, я впустила её, эту Миронову. Я поверила в её репутацию, в её ордена и медали… Боже мой, как всё это иллюзорно! Она развратила мою дочь! Буквально — вы простите меня, мы взрослые люди, — толкнула её в постель к мужчине…

— Не верю!.. — крикнул Завьялов. — Всё это ложь! Я не верю ни одному слову! Она не может, не могла!.. Вы лжёте, лжёте!..

Женщина взвизгнула, отступая назад.

— Я лгу?! Я, известная всему городу Надежда Павловна Коломийцева, лгу? Да кто вы такой? Я хотела помочь вам, раскрыть глаза… А вы?.. Вон из моего дома, вон!

Теперь она уже не отступала, а наступала на Завьялова, потрясая поднятыми вверх руками, цветастый платок упал, она зацепила его каблуком и волочила за собой по полу, повторяя всё одно и то же слово:

— Вон, вон, вон!

Завьялов пришёл в себя только на улице. Он неподвижно стоял посреди тротуара, и прохожие обходили его, оглядывались.

Очнувшись, он почувствовал безмерную, нечеловеческую усталость. Еле добрался до гремящей радиозвуками гостиницы и, не раздеваясь, постелив под ноги газету, бросился на кровать. Радиоящичек верещал что-то, но Завьялов не слышал, ему казалось, что наступила мёртвая тишина.

Теперь уже не было сомнений в том, что Оля жила в этом доме на улице Маркса. Но почему эта женщина говорит об Оле с такой нескрываемой ненавистью? Что произошло между ними?.. Страшно подумать, что ей пришлось целый год прожить в этом доме. А потом она переехала. Так и сказала эта женщина: «Переехала». Не уехала, не выехала из города, а переехала! Как же он не обратил внимания на эти очень важные слова? Впрочем, он, кажется, спросил: «Куда?» А она ответила: «Откуда я знаю?» Да, Оля не уехала, а сменила квартиру в этом же городе, вот что главное! Может быть, она живёт в Тайгинске в специальном посёлке. Это так естественно: институт переводят из Ленинграда в Тайгинск. Посёлка ещё нет, дома для сотрудников только начали строить. Людям приходится пока устраиваться на частных квартирах, снимать комнаты. Оле тоже. А потом проходит год, дома построены, и Оля переезжает на новую квартиру. А из этого следует, что секретарь горкома, добродушный Лукашев, всё узнает о ней! Но это будет к вечеру, часа через четыре…

И Завьялов рисует себе такую картину. Раздаётся стук в дверь: «Товарищ Завьялов, тут вас спрашивают». Он вскакивает, распахивает дверь и видит у двери дежурную, а за ней у стены стоит Оля. Лукашев успел позвонить в институт и рассказать ей…

Что дальше? Они сегодня же вечером уедут в Москву. Впрочем, нет, это невозможно, ведь Оля на работе. Ничего, её отпустят. В крайнем случае дадут отпуск. И Лукашев поможет, он хороший парень, отзывчивый…

Они поедут в Москву, а потом…

Они поехали бы туда. Вышли бы из поезда и как-нибудь добрались до той поляны, покрытой густой травой и окружённой хвойным лесом. Там они просидели бы до ночи и увидели бы далёкие звёзды над собой. А потом наступит рассвет и запоют в лесу невидимые птицы…

Как давно это было! Тогда лес воевал, глухие артиллерийские раскаты, смягчённые хвойной стеной, доносились до поляны, и звёзды гасли, тонули в фейерверочном свете трассирующих пуль. Быстро катилось не принадлежащее им время, и стрелка на фосфоресцирующем циферблате его часов отсчитывала минуты…

Нет, резко сказал себе Завьялов, всё это нереально! Утопия. В одну и ту же реку нельзя войти дважды — школьная истина. Давно уже нет того аэродрома. Давно уже нет той поляны. А если бы и сохранилась, её невозможно найти. Те дороги давно заросли. Вместо них проложены новые. По ним мчатся огромные, тяжело гружённые автомашины! Тринадцать раз вырастала и увядала трава на той безвестной поляне. Новое поколение птиц поёт там свои предрассветные песни. Завьялову не двадцать один год, Оле — не девятнадцать. Всё это прошло. Оля не будет сидеть с ним на поляне, у неё слишком много дела. Ему тоже надо скорее возвращаться. Его ждёт работа, лекции, ребята. Они будут вместе — он и Оля, не там на поляне. Да он сам ещё не знает, где они будут жить: в Москве или в Тайгинске. Нелепо думать, что они снова начнут жизнь с той самой минуты, когда расстались.

  81