118 
— Ты кому-нибудь говорил?
— Нет. Отец уехал, а…
— Миссис Бэлтрам… — Эдвард не сразу сообразил, кто это. — Ах да, матушка Мэй. Но она не должна писать тебе, она не могла… и ты мне не нужен… ты последний человек, который мне нужен…
— Вот ее письмо.
Стюарт протянул Эдварду листок, наклоняя его к свету.
Уважаемый мистер Кьюно!
Мой пасынок Эдвард, ваш брат, находится у нас. Он в расстроенных чувствах, ему нехорошо, и ваше присутствие пошло бы ему на пользу, если у вас найдется время посетить нас здесь, где вы будете приняты как желанный гость.
Искренне ваша
Мэй Бэлтрам.
— Я бы позвонил, — сказал Стюарт, — да в телефонной книге нет номера. Слушай, может, тебе лучше лечь? У тебя что, грипп?
— Да. Но… — Эдвард посмотрел на дату письма. — Я не был болен, когда она его написала… а это доказывает, что… или уже был? Господи Иисусе, не могу вспомнить…
— Я подумал, я решил, что ты звал меня…
— Нет! На кой черт ты мне сдался! Здесь и так все катится в тартарары, а тут еще и ты!
— Извини, — проговорил Стюарт. Он сел на стул с плетеным сиденьем и оглядел комнату, сводчатый потолок, кровать под балдахином, картину Джесса, изображающую девушку в реке. — Милая комнатка. Мне нравится потолок. Ну, поскольку я уже здесь, не лучше ли мне взяться за дело и помочь? Я умею, ты же знаешь. Думаю, у меня получится.
— Ничего у тебя не получится, — ответил Эдвард. — Ты — последняя соломинка. Пожалуйста, уходи отсюда, уезжай домой. Сейчас.
— Сейчас нет автобусов. Я посмотрел расписание — они не ходят после…
— Остановишь какую-нибудь машину, тебя подвезут.
— Эдвард, ляг, пожалуйста. Ты болен. Я не могу уехать и оставить тебя. Может, мне пойти и представиться миссис Бэлтрам? Кажется, не очень вежливо сидеть здесь и болтать с тобой, не поздоровавшись с хозяйкой.
— «Не очень вежливо», «болтать». Боже мой!
В этот момент дверь открылась, и снаружи хлынул свет. Вошла Беттина с лампой в руке. Помимо этого, она зажгла лампу в нише на лестнице, и теперь та светила за ее спиной, просвечивала сквозь юбку. На Беттине было вечернее лилово-белое платье и множество ожерелий, сверкавших и тихо звеневших. Темно-рыжие волосы она заплела в одну большую косу, лежавшую спереди на плече. Волосы были убраны назад, обнажая ее резкую орлиную красоту. Она вошла в комнату, одной рукой сделала приглашающий жест Стюарту, который тут же встал; Беттина сделала реверанс.
— Миссис Бэлтрам?
— Нет, я Беттина.
— А я Стюарт.
— Да, мы знаем. Добро пожаловать в Сигард.
— Она — одна из сестер, моих сестер… — грубовато сказал Эдвард.
— Давай я покажу тебе твою комнату? А ужин ждет нас внизу.
— Его комнату? Где? — спросил Эдвард.
Все это напоминало отвратительный издевательский фарс.
Стюарт взял свой чемодан и последовал за Беттиной. Эдвард пошел следом и увидел, что Беттина открыла дверь большой угловой спальни. Из бокового окна был виден склон холма и лес, темный на темнеющем рыжеватом небе. Беттина поставила лампу, закрыла ставни на обоих окнах и задернула шторы, а потом зажгла лампу, стоявшую на столе.
— Мы пользуемся этими лампами. Выключить ее можно, повернув вот это колесико вправо. Электричество мы бережем для более важных вещей — для морозилки, например, и накачивания воды. Вот ванная, вот горячая вода. В ящике есть электрический фонарик. Я потом приду и выключу обогреватель. Ужин через полчаса, если тебя устраивает.
— Спасибо, — сказал Стюарт, — огромное спасибо.
— Я приду за тобой, — пообещала Беттина. — Эдвард, ты что делаешь? Ты должен лежать в кровати.
— Я тоже спущусь, — сказал Эдвард. — Покажу ему дорогу.
Мысль о том, что Стюарт будет сидеть внизу с женщинами, что они будут сидеть вчетвером, есть, пить и говорить об Эдварде, была абсолютно невыносима. Появление Стюарта не только оскорбительно — оно нарушало законы природы. Это непростительное вторжение на чужую территорию вызывало у Эдварда желание встать и завыть, как животное. От ревности, злости и потрясения ему стало нехорошо. Стюарта ждали. Может быть, они видели в окно, как он приближается, и поспешили включить обогреватель. Или его целый день не выключали.
Он бросился к себе комнату, а Стюарт остался разглядывать картину Джесса, изображавшую сидящих молча людей, парализованных катастрофой. Эдвард автоматически снял куртку и натянул длинную рубаху цвета овсянки, которую надевал к обеду.
118 
