Последние отзывы

  188  

В моей комнате постоянно поддерживали огонь в больших жаровнях, чтобы согреть мою плоть, но никакой огонь на земле не мог растопить отчаяние, которое сосущей тварью обернулось вокруг моего сердца. Пятьдесят сыновей породил я, пятьдесят прекрасных юношей. И большинство из них были уже мертвы. Бог войны отобрал себе лучших, оставив никчемных в утешение моему старому сердцу. Мне было восемьдесят три года, и казалось, я переживу их всех. Я видел, как расхаживает Деифоб — пародия на наследника, и проливал реки слез. Гектор, Гектор! Моя жена Гекаба сошла с ума и выла, словно старая сука, лишенная пищи; она все время проводила с Кассандрой, которая обезумела еще больше. Красота Кассандры росла со временем, вместе с ее безумием. В свои черные волосы она вплетала две огромные белые ленты, кожа на лице под выступающими скулами стала почти прозрачной, а глаза были такими большими и сверкающими, что напоминали два черных сапфира.

Иногда я заставлял себя пойти на смотровую башню у Скейских ворот и смотреть на бесчисленные струйки дыма, поднимавшиеся с берега, на корабли, ряд за рядом выстроившиеся вдоль отмели. Ахейцы не нападали; мы висели над краем пропасти, а они и не думали бросать нам веревку, мы ничего не знали об их намерениях. Они просто занимались своим таинственным делом. Остатки троянской армии стояли у Западного барьера — именно там нападет Агамемнон, а напасть он должен был.

Все ночи я лежал без сна; утро всегда заставало меня бодрствующим. Но я не сдался. Я не отдам Трою, пока внутри моего изношенного тела обитает дух. Я удержу Трою, несмотря на всю силу Агамемнона, даже если бы мне пришлось продать всех, кто живет в этих стенах.

Уже третий день дул Борей. Я лежал лицом к окну. Занимался рассвет. По склонам Иды полз туман, и серая дымка казалась еще серее сквозь мутную пелену слез. Я оплакивал Гектора.

Я услышал сдавленный крик, вздрогнул и заставил себя встать с ложа. Похоже, он донесся со стороны Западного барьера. Иди туда, Приам, посмотри, в чем дело. Я приказал подать колесницу.

Шум становился все громче и громче, слышались отдельные голоса, но с такого расстояния нельзя было разобрать, чем это вызвано, страхом или горем. Ко мне присоединился Деифоб, протирая заспанные глаза и недовольно надув губы.

— Отец, на нас напали?

— Откуда я знаю? Я собираюсь на стены, чтобы это выяснить.

Главный конюх привел колесницу, спотыкаясь, подошел возница, проснувшийся только наполовину; я уехал, оставив наследника следовать за мной или оставаться — на его выбор.

Город поблизости от Скейских ворот и Западного барьера кишел людьми; они метались во всех направлениях, крича и размахивая руками, но никто не торопился надевать доспехи. Вместо этого они скакали по площади и кричали другим, чтобы те поднялись наверх и что-то увидели.

Воин помог мне подняться по лестнице на Скейскую смотровую башню, и я кое-как вылез из люка в караульном помещении. Начальник караула стоял с залитым слезами лицом, а его заместитель сидел в кресле и безумно смеялся.

— Что все это значит? — потребовал я ответа.

Слишком погруженный в то, что его потрясло, не понимая, что он делает, начальник караула больно схватил меня за руку и потащил наружу. Там он развернул меня лицом к ахейскому лагерю и трясущимся пальцем указал на него:

— Вот, смотрите, мой господин! Аполлон внял нашим молитвам!

Я напряг глаза (совсем неплохие для моего возраста) и вгляделся в постепенно светлеющий горизонт. Я смотрел и смотрел. Как это понимать? Как в это поверить? Ахейские костры погасли, и в воздухе не было ни следа тлеющей древесины; не было ни одной движущейся фигурки; галечная полоса, сверкая, купалась в восходящем солнце. Единственным знаком того, что там когда-то стояли корабли, были длинные, глубокие борозды, уходящие в воду лагуны. Корабли ушли! Воины ушли! От восьмидесятитысячной армии не осталось ничего, кроме поселка из серых домов. Ночью Агамемнон уплыл прочь.

Я вскрикнул. Меня охватила безграничная радость, но тут ноги мои подкосились, и я осел на булыжники. Я смеялся и плакал, катаясь по твердым камням, словно они были из пуха, бормотал благодарности Аполлону и хлопал в ладоши. Стражник поднял меня на ноги; я заключил его в объятия и расцеловал, обещая ему сам не помню что.

Подбежал изменившийся в лице Деифоб, подхватил меня и закружил в сумасшедшем танце, а стражники стояли кругом и отбивали ритм.

  188