Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
50 
— Макрейт, вы шантажировали Радичи.
— Это жена вам сказала?
— Нет. Это явствует из бумаг, обнаруженных у Радичи. За шантаж, как вам известно, полагается весьма суровая кара.
— Не было никакого шантажа.
Макрейт прислонился спиной к двери.
— Ну, скажем так — Радичи положил вам вознаграждение за то, что вы держали язык за зубами. Откровенно говоря, Макрейт, вы для меня не представляете интереса, и, если сейчас изложите мне всю правду от и до, я постараюсь избавить вас от наказания. Если нет, вами займется правосудие.
— Не понимаю, — сказал Макрейт. — Я ничего худого не делал.
— Полно, полно! Мы доподлинно знаем, что вы вымогали у Радичи деньги. Вам, очевидно, не приходило в голову задаться вопросом, не вы ли отчасти повинны в его кончине?
— Я? — Макрейт шагнул вперед и ухватился за спинку дивана. Он успел собраться с мыслями и, раздувая щеки, напустил на себя вид незаслуженно оскорбленной добродетели. — Со мной он горя не знал! Я не причинял ему беспокойства. Он мне нравился! Мы ладили между собой!
— К сожалению, я вам не верю, — сказал Дьюкейн. — А теперь я вот что хочу знать…
— Никакой это был не шантаж, — сказал Макрейт, — и вам это не доказать. Если мистер Радичи давал мне деньги, так за то, что я делал! Насчет меня он нисколько не тревожился, не могло это случиться из-за меня, хотите — спросите мистера Биранна, он скажет, как и что там было, на квартире у мистера Радичи. Никогда я мистеру Радичи ничем не угрожал, вы не докажете, что это был шантаж, то есть никакого шантажа и не было, я человеку просто пришелся по душе, короче, полюбился, — ну, он и не скупился, когда платил мне, вот и все.
Дьюкейн отступил назад. Мозг его лихорадочно работал, силясь не упустить и усвоить то, что ему подбросили так внезапно. Он сумел не перемениться в лице. Как ни в чем не бывало, сказал:
— У мисера Биранна. Да, естественно. Он ведь часто там бывал.
— А то! И он расскажет, как все было между мной и мистером Радичи. Это я-то шантажист! Да я мухи в жизни не обидел! Я…
Макрейт продолжал возмущаться.
Так, значит, Биранн солгал насчет своих отношений с Радичи, думал Дьюкейн. Почему, почему? Зачем?
Глава четырнадцатая
Три женщины шли не спеша вдоль кромки воды. Морская гладь светилась лучезарной, ясной голубизной, осыпанной мерцающими драгоценными переливчатыми блестками и отделенной тонкой темно-синей чертой от белесой голубизны пустого неба, в котором, кажется, взгляд в такой день может тонуть без конца и края. С утра на пляже наблюдались местные, но ближе к полуденному глухому часу их не стало. Чуть отступя от берега видно было, как по бровке зеленого открытого склона, точно фигурка на заднем плане полотна Учелло[25], катается на своем новом пони Барбара.
На фоне бледно-голубого света фигуры женщин в окружении пустынного ландшафта приобретали монументальность. Они двигались вереницей, лениво, не торопясь; впереди — Пола в прямом хлопковом желтом балахоне, за нею — Мэри в белом платье, усеянном синенькими маргаритками, и наконец — Кейт в платье с тропическими цветами по лиловому с багряным отливом полю. Кейт, обутая в полотняные туфли, шлепала прямо по воде. При отливе у самого берега обнажалась узкая песчаная полоска, и Кейт шла, ступая по песку. Другие двое шагали чуть выше, по гряде розоватой и белой гальки.
Пола шла, вертя на своем тонком пальце обручальное кольцо. Ее не раз подмывало швырнуть кольцо в море, но из чувства, близкого к суеверию, на это не хватало духу. Она ломала голову, спрашивая себя, как ей быть. Только что прибыла открытка от Эрика, отправленная из Сингапура. Нечто зловещее, сковывая волю, чудилось ей в неотвратимом продвижении ее бывшего возлюбленного по земному шару. Первой ее реакцией был откровенный ужас. С другой стороны, для нее, возможно, речь в данном случае шла об очевидном долге, и в свете слова «долг» Пола вновь обрела способность рассуждать. Что, если только ее радением можно исцелить душу Эрика, раненную и изуродованную по ее вине? В конце концов, совсем не обязательно выходить за Эрика замуж или опять становиться его любовницей, как ей, неизвестно почему, казалось в минуты первого потрясения. Единственное, что требуется, — это решимость встретиться с ним и все обсудить, здраво, доброжелательно и, если надо, не один раз. Он тогда слишком быстро уехал, а она — слишком малодушно обрадовалась этому. В сущности, она так и не разобралась в той ситуации, не попробовала ее осмыслить; избавилась — и с плеч долой! Может быть, если попробовать теперь и помочь в этом Эрику, она принесет им обоим какую-то пользу, хотя какую именно — она понятия не имела. Сама идея встречи с Эриком была столь мучительна, что мозг отказывался разрабатывать эту тему.
50 
