— Он все создает общества для местных военных — общества воспитания высокой морали — господин Токугава любит заниматься подобными вещами.
— Он очень любит, когда его выбирают руководителем «правые» из бывших военных, эти игры с огнем — дело серьезное, — сказал гость, сидевший за столом напротив.
— Уж лучше играть с женщинами, играть в любовь, — сказала Дзюнко Синкава таким тоном, от которого, казалось, цветы на столе чуть не завяли. Когда она говорила о любовной игре, то делала это без эмоций, без стеснения, и окружающим было очевидно, что для нее эта игра совершенно невозможна.
За супом разговор перекинулся на темы все больше аристократические. Например, разгорелся спор, как бы в этом году незаметно поучаствовать в танцах деревенских жителей, посвященных празднику Обон.[45] В Кураидзаве его отмечали по-старому. Маркиз Мацугаэ вспомнил бумажные фонарики из Гифу, которые в Обон висели в гостиных их усадьбы в Токио, всплыли воспоминания о покойной матери. В свое время мать, продав свои акции, купила за три тысячи иен огромный участок в Сибуе в 140 тысяч цубо, но в середине Тайсё юо тысяч цубо она продала, так и не получив денег от акционерной земельной компании в Хаконэ, которая купила их по пятьдесят иен за цубо, мать умирала, страдая от этой мысли.
— Деньги еще не пришли? Еще нет? — часто спрашивала больная, и окружающие, стараясь оградиться от этих настойчивых вопросов, лгали: «Пришли, пришли», но умирающая никак не верила.
— Не надо лгать. Когда деньги придут, по всему дому разнесется скрип их шагов. Сейчас ведь его не слышно? Во всяком случае, когда я услышу эти шаги, то спокойно умру, — повторяла мать. Деньги с всякими сложностями, но всё-таки были полностью выплачены уже после смерти матери. Однако больше половины их маркиз потерял во 2-м году Сева,[46] когда обанкротились сразу пятнадцать банков. Хромой дворецкий Ямада из чувства вины тогда повесился.
Мать умерла, не вспоминая о Киёаки, говоря только о деньгах, и с ею смертью из жизни семьи ушла вся героика и романтика. Маркиз предчувствовал, что в его собственной смерти и последних годах жизни уже не будет никакого отблеска величия.
В доме барона Синкавы по-английски после еды мужчины, оставшись в столовой, курили сигары, а женщины перешли в гостиную. Согласно традиции, унаследованной от времен королевы Виктории, мужчины не собирались возвращаться в женское общество до тех пор, пока полностью не насладятся напитками. Это раздражало госпожу Синкава, но ничего не поделаешь — таков английский обычай.
Во второй половине ужина пошел дождь, вечером непривычно похолодало, поэтому в камине поспешно разожгли березовые поленья. Маркизу Мацугаэ плед уже был не нужен. Мужчины погасили верхний свет и расположились у огня.
Опять вытащили тему, которая исключала маркиза Мацугаэ из общей беседы. Первым заговорил министр:
— Хорошо было бы все, о чем вы сейчас говорили, убедительно изложить премьеру. Он ведь явно настроен остаться в стороне, хотя и подвержен веяниям времени.
— Я постоянно говорю ему об этом, — отозвался Курахара. — Вы прекрасно знаете, что он тяготится мною.
— Премьеру в данном случае опасность не угрожает… — сказал министр. — …Я не стал говорить это в присутствии женщин, чтобы не волновать их, но вам следует позаботиться о личной безопасности. Вы — опора японской экономики, будет ужасно, если с вами произойдет то же, что с господином Иноуэ[47] или господином Даном.[48] Никакими мерами не стоит пренебрегать.
— У вас, наверное, есть достоверная информация, — произнес Курахара своим глухим, без всякого выражения голосом. Если в этот момент тревога и промелькнула на его на лице, понять это было невозможно — отблески пламени, дрожащего в камине, казались резкими движениями щек. — Мне приходили разные письма, в которых описывалась казнь изменника, полиция по этому поводу забеспокоилась, но я уже в таком возрасте, когда ничего не боюсь. Меня тревожит будущее страны, а не личная безопасность. Поступать как тебе нравится тайком от охраны — поистине детское удовольствие. Одни в излишней тревоге дают мне ненужные советы, другие рекомендуют употребить для личной безопасности деньги и предлагают свое посредничество, но я ничего не хочу предпринимать. Нет смысла покупать свою жизнь за деньги.
Это заявление было сделано с большим пафосом и подпортило настроение слушающим, но Курахара не заметил реакции. Виконт Мацухира грел руки у огня: от ухоженных ногтей до тыльной части они нежно порозовели. Глядя на пепел осыпавшейся на ногти сигары, он снова завел разговор, явно собираясь напугать присутствующих.
45
Обон — традиционный японский праздник, связан с поминовением предков.
46
1927 год.
47
Иноуэ Дзюнносукэ (1869–1932) — финансист, президент Японского банка, сторонник снятия запрета на вывоз золота и валюты, убит членом террористической организации.
48
Дан Такума (1858–1932) — предприниматель, руководитель финансовой группы Мицуи, убит членом террористической группы.