К тому же политика экономии денежных средств непопулярна, а политика инфляции способствует популярности. Однако только мы знаем, в чем состоит счастье нашего наивного народа, и стремимся его приблизить, оттого и неизбежны определенные жертвы.
— И в чем же состоит это полное счастье? — с нажимом спросил виконт.
— А вы не знаете? — Курахара, словно поддразнивая собеседника, тепло улыбнулся и чуть-чуть склонил голову набок. С энтузиазмом внимавшие слушатели невольно повторили его жест; березовая роща, за которую цеплялось заходящее солнце, застыла в печальной неподвижности, выставив белые, как у подростка, колени. По газону, словно на него бросили огромную сеть, расползлись сумерки. И все вдруг увидели призрак этого золотистого «полного счастья», о котором говорил Курахара. Оно походило на огромную золотую рыбу, которая, сверкая чешуей, билась в сети, вытащившей ее со дна сумерек. Курахара заговорил:
— Не знаете? Это… стабильность денежной единицы!
Все подавленно молчали. Курахара не обратил никакого внимания на реакцию слушателей. Ласковое выражение на его лице постепенно, будто слоем лака, покрылось грустью.
— В этом нет ничего таинственного, все это общеизвестно, и именно потому делается тайной… Ее действительно знаем только мы, значит, на нас возложена важная миссия.
Мы собираемся вести этих наивных людей шаг за шагом, и так, чтобы они не знали об этом, к полному счастью, но, пугаясь опасностей, порой невольно прислушиваемся к голосу дьявола, нашептывающему. «А вот более удобный путь», и тут взору предстает приятная, заросшая цветами дорога, поэтому, когда вдруг на нее обрушивается снежная лавина, мы просто тонем в губительном водовороте.
Экономика не благотворительность, поэтому нужно рассчитывать на то, что десятью процентами придется пожертвовать. Оставшиеся девяносто наверняка будут спасены. Оставьте положение как оно есть, и будут уничтожены все сто процентов.
— Другими словами, крестьяне, которые составляют эти десять процентов, должны умереть с голоду, — виконт Мацухира довольно опрометчиво употребил выражение «умереть с голоду»: люди, собравшиеся в таком месте, эмоционально не могли его воспринять. Кто-то назвал бы это выражение фальшивым, бросавшим вызов этикету. Как бы это выражение ни поясняли, звучало оно как некая гипербола. Оно было достаточно неприятно, ужасно безвкусно, тенденциозно. Смело употребивший это выражение виконт сразу стал заметен.
Курахара продолжал разглагольствовать, вскоре появился метрдотель-француз и сообщил хозяйке, что ужин подан, но госпоже Синкаве пришлось ждать, пока Курахару утомит собственное красноречие. Наконец он закрыл рот и поднялся с места — в центре плетеного кресла, плохо различимого в сумерках, лежал раскрытым серебряный портсигар, папиросы, белевшие, словно ряд зубов, были раздавлены тяжестью тела.
— Ах, опять! — воскликнула, заметив это, его жена, и гости открыто рассмеялись, как делали это всегда, столкнувшись с какой-нибудь из его привычек.
Госпожа Курахара, выбрасывая сломанные папиросы, спросила:
— И почему у тебя все время так?
— У этого портсигара крышка просто сама открывается.
— И все-таки, почему же ты сел на открытый портсигар?
— Тогда бы он не был господином Курухара, — пошутила госпожа Синкава, ступая по пятнам света, которые отбрасывали на газон горящие в доме лампы.
— Странно. Неужели не больно было сидеть?
— Я думал, дело в кресле.
— Да, да. Почему-то в наших плетеных креслах больно сидеть, — воскликнула супруга барона, и все рассмеялись.
— Наверное, все-таки лучше, чем на стульях в местных заведениях, — рассеянно высказался барон. В Кураидзаве был только один старый кинотеатр, перестроенный из конюшни.
Маркиз Мацугаэ как-то оказался выключенным из беседы. За ужином министр, оказавшийся его соседом по столу, не зная, о чем говорить, задал ему вопрос:
— Вы встречались в последнее время с господином Ёситикой Токугавой?
Маркиз задумался. Вроде бы он встречался с ним прежде, а может быть, это было несколько дней назад. Во всяком случае, маркиз Токугава ни разу не обратился к маркизу Мацугаэ с каким-нибудь важным предложением. Когда они сталкивались в вестибюле парламента или дворянском собрании, то и тогда обычно обменивались несколькими словами только по поводу сумо.
— В последнее время я его почти не вижу, — сказал маркиз Мацугаэ.