Он замолчал и молчал так долго, что Глебу показалось, будто его собеседник заснул с открытыми глазами.
— Я слушаю вас, Андрей Васильевич, — напомнил он.
Казаков вздрогнул, выходя из ступора, проглотил виноградину и усиленно задымил сигаретой, обильно слюнявя фильтр. Глеб отвел глаза — иногда, когда мог позволить себе такую роскошь, он был брезглив.
— Понимаешь, Комар, — сказал Казаков неожиданно нормальным человеческим голосом, — у меня к тебе просьба. Я понимаю, ты пришел ко мне, чтобы выйти из подполья и зажить по-человечески, но я прошу тебя потерпеть еще немного. Сделай для меня одно дело, а я в долгу не останусь. Деньги, статус, чистые документы — все у тебя будет. Жена будет в высшем обществе вращаться — с артистами, политиками, учеными, хоть с самим президентом. Детям образование дашь, сам жирком обрастешь, а то стыдно в твоем возрасте живота не иметь... Все, что хочешь, тебе дам, но сначала — дело.
— Конкурент? — понимающим тоном спросил Глеб. Казаков презрительно фыркнул.
— Не родился еще такой конкурент, против которого мне бы киллер понадобился, — заявил он. — Я любого могу деньгами задавить, причем в соответствии с действующим законодательством. Это мне — раз плюнуть, понял? Тут, брат? все намного сложнее. Тут, если хочешь знать, мистикой пахнет.
— Мистикой? — вежливо приподнял брови Глеб.
— Именно мистикой, черт бы ее побрал! Да такой, что волосы дыбом становятся!
— Слушаю вас, — повторил Сиверов.
Он никак не мог понять, куда гнет господин банкир. Впрочем, вполне могло оказаться, что Казаков никуда не гнул? а просто молол пьяную чушь, полагая, что подвергает своего нового сотрудника очередной проверке.
— Ты заметил, что в последнее время творится с курсом доллара? — спросил Казаков.
Глеб слегка вздрогнул. Вопрос был совершенно неожиданный. С таким же вопросом буквально на днях к нему обратился генерал Потапчук; можно было подумать, что Казаков подслушал их разговор и теперь решил блеснуть своей осведомленностью. Разумеется, быть этого не могло ко определению, и Слепой быстро взял себя в руки. “Странно, — подумал он. — Помешались они все на этом курсе доллара, ей-богу. Сначала генерал, а теперь вот Казаков — между пpoчим, главный подозреваемый... Он что, хочет сделать чистосердечное признание? Вот было бы славно! Он бы мне сейчас подробненько рассказал, как ему удается влиять на результаты биржевых торгов, а я бы его после этого придушил голыми руками и пошел бы себе восвояси — докладывать Потапчуку, что задание выполнено и мир в очередной раз спасен. Да, но мистика-то здесь при чем?”
— Курс доллара понижается, — спокойно сказал он, — а курс рубля соответственно растет. По-моему, для российской экономики это хорошо.
— Стреляешь ты отлично, — проворчал Казаков, — а вот в экономике, я вижу, разбираешься, как я в планерном спорте.
— Грешен, — признался Глеб.
— Ничего, — утешил его банкир, — это не грех. Наоборот, если бы ты при всех своих талантах еще и в экономике шарил, я бы обязательно решил, что тебя ко мне из налоговой полиции подослали. Ну, так вот, подполковник, для российской экономики нынешнее положение на валютной бирже — нож острый, понял? Понимаешь, если бы такое положение возникло в результате наших усилий, если бы мы его планировали, готовились к нему, работали на него — тогда, конечно, я бы первый сказал, что все прекрасно. Но ведь по всем прогнозам должно было получиться наоборот! Все знали, выстраивали стратегию, вкладывали средства и брали кредиты, исходя из твердой уверенности — да нет, из знания. — что все будет наоборот. То есть что доллар будет продолжать расти, а рубль, наоборот, падать. И вот прямо в середине года, когда все схемы запущены и работают полным ходом, начинается вся эта ботва на валютной бирже... Это как в том анекдоте, где новый русский каждый день менял коробку передач в своем “шестисотом”. Механик его спрашивает: дескать, извини, браток, как ты ездишь, что у тебя каждый день из коробки шестерни сыплются? А тот ему: обыкновенно, мол, езжу. Включаю первую, разгончик, вторую, потом третью, четвертую, пятую, а потом еще разгончик, и R — “ракета”, значит". Вот и у нас сейчас то же самое творится: какая-то сволочь прямо на полном ходу взяла и врубила заднюю передачу, и теперь не из одного меня — из всего нашего брата-банкира шестеренки сыплются. Со стороны это пока незаметно, но держимся мы, чтоб ты знал, из последних сил.