очень нудно 
7 
Однажды в Вартемяках ты, совсем еще маленький, прибежал ко мне и закричал: «Папа, папа! Как сейчас дядя Толя на лошадь заругался!» Ты почему-то понял, что он именно выругался. «Как?» — спрашиваю я, и ты произнес нехорошее слово — такое, что и не всякий-то взрослый посмеет произнести. И вот тут педагогический дар, видимо, во мне сработал. И я спросил: «Подожди, подожди, сынок! А дядя Толя что сейчас делает?» — «Пашет». Я уточнил: «А лошадь ровно по борозде идет?» — «Не знаю» — задумался ты. «Так вот, сынок, — говорю я. — Наверное, она неровно по борозде шла, и дядя Толя направил ее и закричал: «Гляди еще!» Это слово по созвучию напоминало то, что ты недавно произнес. Ты изумился: «Да? А я как сказал?» А я говорю: «Да ты, наверное, так и сказал». И ты напрочь забыл это нехорошее слово. Еще мне понравилось, что ты не заупрямился и не пошел выяснять у дяди Толи, что же он там все-таки сказал. Когда мне удавалось быть таким убедительным с тобой, это действовало на тебя, наверное, лучше всего. Да и потом ты все тут же забывал — это особенности детского восприятия.
А помнишь, как Герой вздыбил шерсть на загривке, увидев тебя? Герой — злющий пес, живший во дворе у твоего дяди — моего брата Николая. Ты бежал ко мне с очередным «открытием». Герой сидел на длинной цепи. Видит — бежит мальчишка. Для него законов не существовало, он приготовился к прыжку. Когда я это увидел, то неожиданно для самого себя осадил его нечеловеческим голосом: «Герой!» От моего крика даже ты споткнулся и упал, а собака залезла в будку, поджав хвост. Такая была сила у звука! Тут вышел Николай и спросил, что случилось. Я говорю, собака собиралась на ребенка прыгнуть, а я с перепугу заорал на нее. И Николай поступил совершенно неожиданно, вроде бы совсем нелогично. Он предложил мне покормить Героя и принес миску с едой. Меня и так всего трясло… А Николай продолжал настаивать: «Позови собаку таким же властным голосом и покорми». И я решился: «Герой, иди сюда!» Из будки высунулась виноватая морда. «Ешь!» — приказал я. Пес стал есть, поглядывая на меня с опаской. Николай снова сказал нечто несусветное: «Теперь погладь его». — «Да ты что, Николай! — возмутился я. — Собака ест, как я могу ее погладить, она ведь тяпнуть может». — «Погладь, я тебе говорю», — не унимался брат. Пересилив в себе страх, я подошел к Герою и погладил его. А Коля говорит: «Ну все, теперь ты тоже его хозяин».
Кстати, Андрюха, не оттуда ли твоя любовь к собакам? Ты ведь очень их любил, хоть и страдал астмой (у тебя была аллергия на шерсть). У тебя жила овчарка Глаша, а потом смешная такса, которую ты прозвал Шурупом. Этот Шуруп был невозможным псом — перегрызал все провода в доме, но ты все равно любил его безумно. Глашенька снималась с тобой в «Блокпосте» — такая славная собака. Глашенька появилась у тебя после съемок в картине Мити Светозарова «Псы».
Кстати, недавно я видел Митю — он снимает «Преступление и наказание». И знаешь где? Во дворе храма на Конюшенной площади. Как Митя тебя любил! Что-то необъяснимое такое в тебе было. Тебя любили многие режиссеры. Я вот, например, до сих пор не знаю, почему Леша Герман вызвал тебя на озвучание своей картины «Хрусталев, машину!». Помнишь, ты там смен пятьдесят, если не больше, провел. И, как мне известно, (с Лешей-то мы старые друзья, еще со времен театрального института), вы большую часть времени проводили в беседах. Леша тебе все время что-то рассказывал. Ты был нужен Леше, что-то интересное он в тебе нашел.
В детстве ты выкидывал разные штуки.
У нас с тобой было условие — в общественном месте нельзя было говорить, что у тебя папа артист, что он работает в театре. «Это нескромно», — объяснял я тебе. Однажды в троллейбусе, обеспокоенный тем, что мы скоро расстанемся (я уезжал на гастроли), ты начал спрашивать: «Папа, а у тебя сегодня в театре…» — и неожиданно замолчал. Посмотрел вокруг: поняли люди, о чем речь, или нет? И уже по-другому спросил: «Папа, а у тебя на службе сегодня какой спектакль?» И тут люди рассмеялись, потому что сначала они были удивлены, почему ребенок осекся на слове «театр»…
А помнишь, как мы с тобой изучали английский язык? Это было очень интересно. Я спрашиваю: «Андрюша, как будет по-английски «встать»?» — «Stand up», — твердо отвечаешь ты. «Как будет «стол»?» — «Table». — «А как «окно»?» — «Window».
И все было нормально, пока не спросил тебя: «А как по-английски будет «сесть»?» Ты не смог вспомнить слово «sit down» и сделал очень просто: взял и сел. То есть показал на деле. Слово «голова» ты тоже не мог вспомнить и поэтому со свойственной тебе изобретательностью произнес на иностранный манер: «Гольоуа»…
7 
