очень нудно 
15 
— Ладно. — Джефф услужливо пошарил за проигрывателем. — Нашел, успокойся.
— Крах виден, но нельзя определить, откуда он идет. Он ведь навис, как облако. За кем там в «Малыше Эбнере» плавало облако? Знаешь, именно это ФБР и пытались повесить на Мартина Лютера Кинга. Никсон обожает подобное дерьмо. Может, Кирстен — правительственный агент. А может и я. Может, мы запрограммированы. Прости, что изображаю Кассандру в нашем совместном кино, но я вижу смерть. Я считала Тима Арчера, твоего отца, духовной личностью. То, что он залезает… — Я оборвала себя. — Моя метафора отвратительна. Забудь. То, что он волочится за подобной женщиной, — это обычно для него? То есть это всего лишь факт, что я знаю об этом и устроила это? Напомни мне, чтобы я не ходила на мессу, чтобы я никогда этого не делала. Даже не представить, где побывали руки, протягивающие потир…
— Достаточно.
— Ну нет, я схожу с ума вместе с Бом-Бом-Биллом, Ползучей Кирстен и Больше-Не-Вялым-Тимом. И Джеффом Ничтожеством. Ты — ничтожество. Косяк уже свернут или мне придется жевать траву как корове? Я не могу сейчас свернуть косяк, смотри… — Я протянула ему свои трясущиеся руки. — Это называется большой эпилептический припадок. Позови кого-нибудь. Вали на улицу и раздобудь каких-нибудь колес. Я скажу тебе, что грядет: чья-то жизнь из-за всего этого вот-вот оборвется. Не из-за того «этого», что я творю прямо сейчас, а из-за «этого», что я натворила в «Неудаче» — весьма уместное название, кстати. Когда я умру, у меня будет выбор: головой из дерьма или головой в дерьмо. Дерьмо — вот подходящее слово для того, что я натворила. — Я начала задыхаться. Плача и хватая ртом воздух, я потянулась к косяку, который держал мой муж. — Прикури его, ты, болван. Я действительно не могу его сжевать, это расточительство. Надо сжевать пол-унции, чтобы убраться — мне по крайней мере. Что там с остальным миром, бог его знает. Может, они и могут как-то убираться в любое время. Головой в дерьмо и чтобы никогда больше не могла накуриваться — вот чего я заслуживаю. И если бы я могла все вернуть назад, если бы я знала, как все вернуть назад, я бы сделала это. Полнейшая проницательность — вот мое проклятие. Я вижу и…
— Хочешь дойти до «Кайзера»?[25]
— Больницы? — уставилась я на него.
— Я имею в виду, что ты выпала из себя.
— И это все, что тебе дала полнейшая проницательность? Спасибо.
Я взяла косяк, который он раскурил, и затянулась. По крайней мере, теперь я не могла говорить. А очень скоро уже не буду понимать или соображать. Или даже помнить. Поставь «Вороватые пальцы», сказала я себе. «Роллингов». «Сестру Морфий». Когда я слушаю обо всех этих окровавленных простынях, это успокаивает меня. Жаль, что нет утешающей длани, возложенной мне на голову, подумала я. Я не из тех, кто собирается завтра умереть, хотя и следовало бы. Давайте любой ценой назовем самого невинного. Вот он-то и умрет.
— Из-за этой суки мне пришлось идти домой пешком. Из Сан-Франциско.
— Ты ведь доехала…
— Это все равно, что пешком.
— Мне она нравится. Думаю, она хорошая подруга. Думаю, что она хорошо повлияет — а может, и уже повлияла — на папу. Тебе не приходило в голову, что ты ревнуешь?
— Что? — опешила я.
— Именно так. Я сказал, ревнуешь. Ты ревнуешь к роману. Тебе хотелось бы в нем поучаствовать. Я воспринимаю твою реакцию как оскорбление для себя. Тебе должно быть достаточно меня — достаточно нашего романа.
— Я пойду прогуляюсь.
— Оденься только.
— Если бы у тебя глаза были там, где положено… Дай мне закончить. Я буду спокойна. Я скажу это спокойно. Тим не только религиозная фигура. Он говорит для тысяч людей как в церкви, так и вне ее — вне, возможно, даже больше. Ты в это врубаешься? Если он трахается, то падаем все мы. Обречены все мы. Он едва ли не единственный из оставшихся, остальные — мертвы. Штука заключается в том, что это не необходимо. Это уж как он решил. Он увидел и пошел прямо на это. Он не отступился и не боролся — он принял это. Ты думаешь, что это — то, что я чувствую, — только из-за того, что мне пришлось возвращаться домой на поезде? Они убирают общественных деятелей одного за другим, и теперь Тим сдается, сдается по собственной воле, без борьбы.
— А ты хочешь бороться. Со мной, если потребуется.
— Я вижу, ты — глупец. Я вижу, все — тупицы. Я вижу, глупость побеждает. Пентагон здесь ни при чем. Это тупость. Идти прямо на это и говорить: «Возьми меня, я…»
15 
