Последние отзывы

  121  

– А разве в моем положении принято раздумывать? – пожал плечами д’Артаньян. – Располагайте мною, господа!

– Прекрасно, – сказал Конде и положил на стол тяжелый, приятно звякнувший кошелек. – Здесь триста пистолей. Вот подорожная на имя шевалье де Лэга. Рекомендательное письмо к статхаудеру Нидерландов Морицу Оранскому^[25] – поскольку вам предстоит ехать в Нидерланды… о, не в том смысле, какой под этим понимает наша очаровательная Мари, а в самом прямом. Письмо – на тот случай, если у вас возникнут какие-нибудь хлопоты… Вы мне предстаете молодым дворянином-гугенотом, вынужденным бежать из страны из-за религиозных преследований. За все время, что существуют независимые Нидерланды, они ни разу еще не выдавали Франции протестантов, как ни настаивали порой наши посланники. Надеюсь, вы, с вашим живым умом, сможете при нужде прикинуться записным гугенотом. Чтобы не запутаться, проще всего объявить себя приверженцем какой-нибудь секты – их у протестантов столько, что сам черт ногу сломит. Главное, много и вычурно ругать римского папу и католическую церковь вкупе с инквизицией… Итак, вы поедете в Нидерланды, в город Зюдердам. Остановитесь в гостинице «Зваарте Зваан». Запомните хорошенько, а если вылетит из памяти, помните хотя бы, что по-фламандски это означает «Черный лебедь». По-фламандски вы, конечно, не говорите…

– Только по-испански.

– Что ж, и это может оказаться полезным в наших делах… Ничего, многие в Нидерландах знают французский, тем более что вам там предстоит встретиться как раз с нашими соотечественниками… Мы отправили в Зюдердам графа де Шале, маркиза Талейран-Перигор. Ему предстояло провести кое-какие переговоры с испанцами – вы, должно быть, понимаете, что нам очень поможет поддержка брата ее величества, испанского короля… Испанцы дают золото, а если понадобится, то и войско. Ничего не поделаешь, иногда без подобных альянсов не обойтись, это политика, милейший Арамис, постарайтесь смотреть на такие вещи с пониманием. Только глупая чернь именует подобные соглашения ужасными терминами вроде "предательства". Мы, люди политические, должны обладать более широким кругозором… Де Шале или кто-то из его людей найдут вас сами. Они скажут вам: "Мадрид и Зюдердам". Вы ответите: "Флери и Париж". Вам покажут в точности такую монету, а вы предъявите свою…

Он положил на столик рядом с пухлым кошельком и свернутой в трубочку бумагой большую золотую монету – старинный испанский мараведис. Присмотревшись, д’Артаньян увидел, что один ее край особенным образом вырезан зубчиками, а в самой монете проделаны чем-то тонким и острым, вроде кончика стилета, три дыры.

– Шале расскажет вам об итогах переговоров и передаст письма, – продолжал принц Конде. – Вы, не медля после этого ни минуты, пуститесь в путь и привезете их Мари. Ну, а потом… Как старый любитель каламбуров, могу сказать, что у нашего Луи не будет никакого "потом" – в отличие от всех здесь присутствующих… Удачи, шевалье, и да хранит вас господь всемогущий!

Оба нежданных гостя поднялись и тихо, как призраки, покинули комнату. Едва за ними затворилась дверь, герцогиня вскочила, подбежала к ней и долго прислушивалась. Вернувшись в постель, облегченно вздохнула:

– Нет, ушли. Не стали подслушивать отнюдь не из избытка благородства, а исключительно потому, что слишком для этого глупы…

– А что, они могли услышать что-то интересное?

– Вот именно, Арамис… – Герцогиня прильнула к нему, а д’Артаньян, слава богу, немного отдохнувший, приготовился к долгому и пылкому поединку, но Мари де Шеврез, сама отстранив его руку, зашептала на ухо с крайне серьезным видом: – Надеюсь, вы не питаете к этим господам, что только что ушли, любви? И не испытываете к ним преданности?

– Это что, какое-то коварное испытание? – тоже шепотом отозвался д’Артаньян.

– Арамис, я считала вас умнее… Это не испытание, а некоторые уточнения к планам, в которые вас только что посвятили. Ну подумайте сами: если внутри некоего заговора может существовать второй, в который немногие посвящены, почему бы внутри второго не сложиться третьему, о котором знает еще меньше людей?

– Ах, вот оно что… Я начинаю понимать…

– И что же вы поняли?

– По-моему, эти господа не взяли в расчет, что у королевы может быть свое собственное мнение на все происходящее…

– Арамис, вы прелесть, – сказала герцогиня, щурясь. – Если Гастон и Конде не намерены таскать каштаны из огня для толпы не посвященных в главное сообщников, то почему это должна делать для них наша милая Анна? Здесь есть одна пикантная подробность: Гастону еще только предстоит сделаться королем или хотя бы Главным Наместником… Между тем моя милая подруга Анна – уже королева. И если с ее незадачливым муженьком и в самом деле произойдет трагическая случайность, к чему ей делить власть с Гастоном? Есть же совсем свежий пример: королева-мать Мария Медичи после смерти Генриха Четвертого правила Францией семь лет безраздельно и единолично. И потеряла власть исключительно оттого, что достигший совершеннолетия Людовик с помощью верных дворян распорядился убить ее фаворита… Но нашей Анне повезло не в пример больше – у нее пока что нет не только подрастающего сына, но и вообще ребенка… Она может править долгие, долгие годы… Вам объяснять, кто будет стоять рядом с ее троном?

  121