41 
– Господин полковник!
– Я фигурально… Но положение мое и вправду премерзкое. Ох, я же и забыл вам налить, хорош хозяин… – он торопливо исправил оплошность. – А знаете ли вы, кстати, что мы вообще могли оказаться не привлечены к расследованию смерти Струмилина? Никто ведь в «Старой России» и не подозревал о причастности его к охранному отделению. Сама по себе форма чиновника Министерства внутренних дел чересчур, я бы сказал, всеобъемлюща. Мало ли в МВД таких чиновников, занимающихся самой что ни на есть текущей канцелярщиной? У нас даже и губернаторы числятся по МВД… Первой приперлась полиция. Васька Зыгало, орясина, – да-да, тот самый, что вас наградил подзатыльником, – ухитрился растоптать сапожищем гильзу от браунинга. Ну, не растоптал совсем, все-таки сделана из металла, однако в лепешку смял. Только и умеют, что щелкать по мордасам… Хорошо еще, наш верный конфидент Прохор, он же Антуан, догадался позвонить в охранное. Старателен, болван, он, кстати, быстренько сообщил и о том, как страшный социалист Лямпе махал у него под носом браунингом, запугивал, в шайку свою вербовал…
– Так-таки и вербовал? – усмехнулся Бестужев.
– Напугали вы его изрядно, вот и наплел с три короба… Хотя, в общем и целом, агент старательный. Сами понимаете, нельзя такой объект, как «Старая Россия», держать без освещения… Одним словом, когда приехали мы, полицейские михрютки не успели особенно напортить. Правда, портить было практически и нечего, не считая гильзы, которую приснопамятный Зыгало вертел в пальцах с таким видом, словно возомнил себя Натом Пинкертоном… Ну, следует признать, что судебный следователь Аргамаков – толковый молодой человек…
– Вы уверены, что это самоубийство? – спросил Бестужев напрямую.
– Совершенно уверен. Стопроцентно. Алексей Воинович, я не так уж и пьян, просто… муторно что-то. А потому отнеситесь серьезно к моим словам. Я вас убедительно прошу на завтрашнем совещании ни словечком не упоминать о Струмилине и его… кончине. Потом мы с вами, оба-двое, съездим к Аргамакову, и он расскажет обо всем подробнейше. Я вас прошу! Можете дать мне слово, что эту просьбу выполните? Алексей Воинович, извините, что напускаю тумана и интригую вас на сон грядущий, но вы потом сами поймете, что предлагаемый мною вариант – в интересах не какого-то там «полкаша» Ларионова, а, не сочтите за поэтическое преувеличение, всей нашей службы… Не надо об этом завтра… на людях. Ну, обещаете?
– Слово, – кивнул Бестужев. – Василий Львович, вы меня убедили, я не буду донимать вас сегодня расспросами, а завтра в точности последую вашей просьбе… но вот об одном эпизоде хотел бы узнать немедленно. Слишком все серьезно. Нет ли у вас сведений о судьбе Кузьмы Штычкова из ювелирной мастерской Коновалова?
– Штычков? В жизни о таком не слышал. Это кто?
– Дней десять назад поступил в мастерскую Коновалова. Потом исчез. Это был наш человек, из летучего отряда.
– Первый раз слышу, – решительно сказал полковник. – Да и сам Коновалов куда-то запропастился – впрочем, он и прежде исчезал по делам без особого предупреждения…
– Я начинаю подозревать самое худшее, – признался Бестужев. – Поэтому хотел бы посмотреть все бумаги по «насильственным» трупам. Сможете устроить?
– Ну, это-то предельно просто… Утречком же отряжу офицера в канцелярию полицмейстера…
У Бестужева так и крутилось на языке еще несколько вопросов, вполне закономерных и логически проистекающих из уже сказанного, но он сдержался. В чем-то полковник был прав – не стоило пороть горячку заполночь…
…Возвращаясь к себе в номер, он натолкнулся на Прохора, озабоченно рысившего куда-то с сифоном сельтерской. Завидев «немецкого торгового человека» и «страшного социалиста» в полной жандармской форме, прохиндей, такое впечатление, ничуть даже не растерялся. Расплылся в масленой улыбочке:
– Счастлив приветствовать ваше высокоблагородие в подлинном вашем виде!
– Ты, голубь, меня не навеличивай, – сказал Бестужев, в общем, ничуть не сердясь – за что? – Я пока что просто благородие. Значит, сдал все-таки социалиста по принадлежности?
– А как же-с? – усмехнулся Прохор. – Обязанности свои знаем-с и социалистов представлять по начальству умеем. Сам полковник благодарили-с высокопарными словами, серебряный портсигар обещали… Не за вашу милость, за прошлые заслуги…
– Ну, служи, – серьезно сказал Бестужев. – И вот что, брат… Мне, быть может, еще с Анюткой пообщаться захочется, так что я по старой памяти к тебе и обращусь.
41 
