очень нудно 
2 
– Мужик полностью забросил хозяйство и стал, если можно так выразиться, экспериментировать на манер ученых…
– Именно! – поднял палец Иванихин. – Именно экспериментировать, Фарадеюшка наш косматый… Ну вот. Мырял он этак в мокрую бегучую водичку, мырял, да потом, видимо, решил, что сим своим ботаническим экспериментам следует придать иное направление… Короче говоря, натакались однажды лесомыки на медвежью берлогу. На пустую – дело было ранней осенью… И лежал там под кучей хвороста наш таежный ботаник. Есть, да будет вам известно, у Топтыгина такая привычка: забросает убоинку всяким хворостом и оставит, пока запашок не пойдет, гурман он у нас… Вот… А в руке у покойника, лесомыки клялись, был цветок зажат. Невидный такой, синенький, зовется, если память не подводит, «заячьими слезками». И утвердилось с тех пор в народишке стойкое убеждение, что наш мужик, пожалуй что, хотел мишку цветком покорить и то ли верхом на нем аллюры учинять, то ли, болтают фантазеры, и вовсе в небеса на косолапом слетать, аки на сивке-бурке. Вы записывайте, Вячеслав Яковлевич, записывайте скрупулезно: коли уж твердо решились пробовать силы на литературном поприще, полезно знать, какие в наших диких краях типусы произрастают. Разнообразие! Порою сразу и не поймешь, чего там больше – забавы или тоски… Вот кузнеца Модеста взять…
– Того, что летательную машину строил? – живо подхватил Буторин.
– Его самого. Ухитрился, самородок, в глаза не видя журналов с иллюстрациями, соорудить неплохое подобие планера господина Лилиенталя… Изволили видеть в «Ниве» за прошлый год? Ну, односельчане идею воздухоплавания восприняли, можно сказать, с энтузиазмом – подпалили сарай с «летягою», благословясь. Модест, говорят, новую строит. Чует мое сердце, и эту спалят, ибо космачи наши к техническому прогрессу определенно неравнодушны и свою лепту готовы внести всегда…
– Но ведь летают в европах, господи! – с непонятным выражением сказал Буторин. – Авионер Фурман, ежели верить газетам, за один раз преодолел четыре версты…
– «Фурман» – это извозчик, – лениво поправил Иванихин. – А француза зовут Фарман. То, Финогеныч, в европах… Фарману, надо полагать, сарай с машиною не жгут… Ладно, пусть себе летают. Я тут, кстати, вспомнил еще один занятный эпизод, про бобрячью шапку и запойного портного…
Вячеслав Яковлевич, инженер с литературными амбициями, нацелился карандашом на чистую страничку. Финогеныч, простая душа, слушал Иванихина с приоткрытым ртом, хотя, несомненно, сам должен был эту историю знать во всех деталях. А Лямпе, Леонид Карлович Лямпе, торговый человек из Варшавской губернии, откинулся на спинку, прикрыв глаза. Откровенно признаться, путешествие ему изрядно надоело, иванихинские байки, как ни разнообразны были и увлекательны, приелись. Чересчур уж надолго затянулось безделье – как и Великая Транссибирская магистраль. В особенности если вспомнить, что ждало его в Шантарске. А, собственно говоря, – что?
Зеркальная дверь купе отъехала вправо, распахнутая весьма целеустремленной рукой. Молодой жандармский поручик поднял ладонь к козырьку:
– Прошу предъявить документы, господа… Господин Иванихин? Честь имею…
За его спиной бдительно переминались с ноги на ногу два нижних чина в красных аксельбантах, при орленых бляхах. Лямпе бегло оглядел поручика: на гимнастерке ни единой медальки, не говоря уж об орденах, только сиротливо поблескивает полковой знак. Зелен виноград, из новых. Ничем еще себя не проявил сей вьюнош…
Немая сцена затягивалась. Офицерик упрямо стоял в дверях.
– Ну, что еще? – неприязненным тоном осведомился Иванихин. – Живую картину мне тут изображаете, подпоручик?
– Простите, поручик, – решительным тоном поправил офицер.
– А… – небрежно махнул рукой шантарский крез. – Мы люди темные, в таких тонкостях не разбираемся…
– Я бы вас темным не назвал, господин Иванихин, – с тем же упрямо-корректным выражением произнес офицерик.
– Да? Дело ваше… Ну, и что вы тут, любезный мой, торчите, аки статуй? Имеете сомнение в моей личности?
– В вашей личности, господин Иванихин, не имею ровным счетом никаких сомнениев, – сообщил поручик. – Как и в личности господина Буторина, да и Вячеслав Яковлевич мне прекрасно известен с наилучшей стороны. Однако же здесь имеют честь присутствовать и господа, мне неизвестные вовсе…
– Соколик мой с аксельбантами… – прищурился Иванихин с нескрываемым вызовом. – Ты хоть имеешь приблизительное представление, сколько в Российской империи людей, тебе неизвестных вовсе? Почитай что, миллиончиков со сто наберется…
2 
