Последние отзывы

  124  

Для польской администрации в крае собрать столь большой отряд было непростой задачей. Польское государство в ту пору имело незначительные военные силы. В 1717 году своевольная шляхта добилась ограничение постоянной армии до 24 тысяч, что царю Петру было на руку. Тем временем соседка Польши, небольшая Пруссия, держала под ружьем сто тысяч человек, а Россия – двести.

Фактически Польша имела в постоянной готовности всего 17—18 тысяч жолнеров. Для такого большого государства, каким являлась Речь Посполита, это были совсем мизерные силы. Из них 12 тысяч стояли в самой Польше, остальные находились в Литве. Польская армия была разделена на четыре так называемые партии: великопольскую, малопольскую, сандомирскую и украинскую. (Партия означала дивизию или корпус.) И огромную область Правобережной Украины, три большие губернии – Волынскую, Подольскую и Киевскую, – охраняла всего одна дивизия, в которой не насчитывалось и четырех тысяч солдат.

В конечном итоге ватагу Мусия Гамалеи полякам удалось разбить. Последний бой был знатным, спаслись немногие, в основном пластуны, которые умели раствориться буквально на глазах. Наверное, Мусий был неправ, когда отказывался принимать в ватагу, состоящую из казаков, крестьян и пахолков. Так, по крайней мере, думал Василий и сказал об этом своему наставнику. Тогда у них было бы не сотня гайдамаков, а больше тысячи. На что Гамалея резонно ответил ему: «Не лезь поперед батьки в пекло. Еще не пришло время народ поднимать. Всякому овощу свой час. Люди еще не готовы, как при Хмеле, дружно подняться и пустить панов под нож».

Деньги и ценности, отнятые у шляхты, гайдамаки зарыли в землю, взяв с собой лишь столько, сколько могли унести. И разбежались, рассыпались кто куда. Часть осела в зимовниках, кто-то ушел на Гард, а кто и в Сечь, благо ханская гроза лишь погромыхала над Кошом, но вреда никакого не нанесла.

Обычно неразлучные Мусий и Василий тоже решили ехать на Сечь. Но на некоторое время они разделились. Гамалея вознамерился проведать старого боевого товарища, а Василий уже давно горел желанием навестить хутор возле речки Громоклеи, где он вырос и где находилась могила его матери…

Хутор, притаившийся в балке, заметить было трудно. Только запах дыма из печных труб выдавал присутствие людей в этом глухом месте (уже вечерело и хозяйки готовили ужин), да узкая, изрядно заросшая дорога, хранившая на себе слабые отпечатки колес крестьянских телег.

Хутор был небольшим – всего семь хат и два десятка камор, сараев и овинов. Возле каждой хаты рос сад, где стояли пчелиные ульи, но плетней, обычных в украинских селах, казак не заметил. Похоже, на хуторе жили люди, которым делить было нечего, – земли в этих безлюдных краях хватало и за межи никто тяжбы не устраивал.

Василий подъехал к одной из хат и спешился. От волнения у него даже ноги подкашивались; впрочем, не столько от волнения, сколько от длинной дороги и усталости – он ехал всю ночь. Хата была большой, ухоженной, в ней явно жил не бедный человек. Казак хотел окликнуть хозяев, но в горле у него пересохло, и он лишь хрипло каркнул.

Неожиданно кусты бузины раздвинулись, и перед казаком появился мальчик; ему было не более трех лет. В руках он держал самодельный детский лук с наложенной на тетиву стрелой.

– Ты кто? – пытаясь быть грозным, спросил мальчик. – Стой, иначе получишь!

– Меня зовут Василий, – сказал казак, присаживаясь на корточки. – А тебя как?

– Максим Зелезняк, – серьезно ответил мальчик, но лук не опустил.

– Железняк… – Глаза казака неожиданно увлажнились. – Максимка… Сынок…

– Максим, где ты там, горе луковое? – раздался женский голос. – Иди до хаты! Ужин стынет.

На пороге появилась высокая статная молодица в очипке, вышитой сорочке и узорчатой плахте.^[126] Завидев Василия, она мгновенно побледнела. А затем громко вскрикнула, словно раненная чайка, и бросилась к казаку.

– Я уже не чаяла увидеть тебя живым! – лепетала она сквозь радостные слезы, осыпая лицо казака поцелуями. – Любимый мой, солнце мое!.. Как долго тебя не было. Я так по тебе соскучилась!..

– А как я скучал… – Глаза Василия Железняка тоже были на мокром месте. – Милая Калинка…

– Что ж мы тут стоим, как засватанные? – наконец спохватилась Калина, с трудом оторвавшись от Василия. – Пойдемте в хату. Максимка, это твой батька.

Василий подхватил сына на руки, крепко поцеловал и передал его Калине со словами:

  124