Последние отзывы

  105  

– Если понадобится помощь… Или ты снова откажешься?

Смолин поднял голову и широко улыбнулся:

– Сейчас – нет. Потому что это, строго говоря, будет не помощь, а совместные действия. Коли уж и вы ненадолго оказались в том же самом положении…

– Тонкая у тебя натура…

– Да где там, – сказал Смолин. – На манер кирпича, какие там тонкости… Знаете, чем вы чертовски мне бы помогли? Назвавши имя того, кто вам наган продал.

– Нет уж, голубчик, извини, – развел руками Шевалье. – Принципы – они и есть принципы…

– Понятно, – сказал Смолин, вставая. – Я к вам обязательно обращусь, если почувствую, что не справляюсь сам…

Уже на улице он вновь подумал, что ошибиться не мог: именно два месяца назад, именно девятьсот десятого года наган, с клеймом именно Сестрорецкого оружейного. Подобные игрушки – вещь редкая, маловероятно, чтобы таких в одной точке пространства-времени сошлось сразу два…

У Врубеля этот наган лежал на столе в задней комнатке – и Смолин, как многие бы на его месте, тут же взял со стола, побаловался, спросил цену. И Врубель, разводя руками, посетовал, что ствол уже обещан серьезному клиенту, так что переиграть ничего нельзя. Дело святое, в таких случаях не настаивают… Смолин удалился ни с чем. Так что же, тот самый?

Минут десять он торчал у первых ступенек эстакады – а потом, когда показался медленно ползущий поезд, неторопливо на нее поднялся. Он рассчитал все правильно: десятый вагон остановился так, что виден был прекрасно – вслед за девятым, который под эстакадой наполовину и оказался.

Вскоре с подножки спрыгнул и Вова Багдасарян, весь в белом за исключением синей бейсболки. Несмотря на фамилию, он ничуть не напоминал классического кавказского человека – поскольку происхождения был славяно-иудейского, а фамилию взял жены, что, как известно, законом не запрещено, наоборот, вполне даже допускается. Иногда такие манипуляции проделывать полезно: вот уже восемь лет, как господин Багдасарян нимало не отягощен давними хлопотами, каковые могли бы относиться к обладателю прежней фамилии Бирюков…

Вова и не подумал оглядываться в поисках встречающих – с самого начала было договорено, что вящей конспирации ради Смолин не будет идиллически торчать на перроне, а встретятся они возле машины. Он подхватил бежевого цвета сумку, не слишком и туго набитую, закинул ее на плечо, целеустремленно двинулся к одной из будочек, откуда подземные переходы вели в здание вокзала…

И тут же вокруг него возникла нестандартная суета – трое в штатском, как чертики из коробочки, с трех сторон сомкнули кольцо, один взял за локоть, другой предъявил нечто ужасно похожее на красную книжечку… Перекинулись парой фраз, теперь за оба локтя держат… и вскоре же Вова с поскучневшим, унылым лицом скрылся в будочке, бдительно сжатый с двух сторон крепенькими парнишками в цивильном, а третий шагал сзади опять-таки на близкой дистанции… Сгорел Багдасарян…

Смолин все это время так и стоял на эстакаде, не привлекая внимания – не заламывать же руки мелодраматическими жестами? Он только посерьезнел лицом, стиснул зубы, чувствуя себя чрезвычайно мерзко: с этой стороны он никак не ожидал поганых сюрпризов… В голове у него отчаянно пытались слиться в единое целое некие смутные, нечеткие версии, которые еще не удалось отшлифовать…

Поскольку делать здесь более было совершенно нечего, он походочкой никуда не спешащего человека стал спускаться, держа длинную трость так, чтобы она не задевала ступеньки. Пару раз на него косились, конечно – к стандартным клюшкам из аптеки Россия-матушка привыкла, а вот фасонные трости носить разучилась. Ладно, черт с ними – береженого бог бережет.

Коли уж именно так все произошло, у него неожиданно образовалась куча свободного времени, несколько часов: пока-то Вову привезут в ментовку (неизвестно еще, куда именно), покато он, человек ушлый, потребует адвоката, да не с улицы, а своего доверенного, пока тот прибудет, пока освободится, чтобы с ним можно было связаться…

Смолин пошел еще медленнее, свернул в парк – жалкий, всего-то в полгектара огрызочек былого, столетней давности, торжественно устроенного шантарцами к какому-то юбилею. Сто лет назад парк был больше размерами раз в двадцать и тянулся от вокзала до нынешнего главного моста. Советская власть и «клятые большевики» тут были совершенно ни при чем: город разросся, экология ухудшилась, и сосны, деревья капризные, помаленьку принялись вымирать, так что парк (собственно, когда-то просто-напросто чуточку облагороженный скамейками кусок дикой тайги) пришел в жалкое состояние. Впрочем, он и сейчас являл собою местечко довольно глухое, поскольку главным лет с полсотни стал другой, как раз тогдашними большевиками тщательно обустроенный и по какой-то полумистической традиции нареченный в честь Горького.

  105