очень нудно 
134 
Джованна коснулась щеки кончиками пальцев, ощущая тонкие бороздки, навеки врезанные в плоть. Лучше наслаждаться отмщением, чем думать о желании, все еще мучившем ее!
Энтони Уэллз, граф Клер, остановился на пороге, оглядывая большой зал. Первой он заметил дочь и невольно улыбнулся, увидев гордо вскинутую голову и безмятежное выражение прелестного лица. Адам только сейчас заверил, что Арабелла жива и здорова, но его беспокойство исчезло лишь теперь. Оставалось надеяться, что Эдвард Линд-херст, потерявший дар речи при виде Рейны, одетой мальчиком и стоявшей рядом с Адамом, который к тому же обнимал ее за плечи, не взорвется от негодования, пока все не выяснится.
У Джованны зашлось сердце. Время оказалось милостиво к нему, хотя и коснулось ледяным дыханием. Граф был все еще высоким и стройным, с широкими плечами и без малейших признаков одряхления. Когда-то черные волосы были тронуты сединой, но глаза по-прежнему оставались живыми и проницательными. Скоро он будет молить ее спасти его драгоценную доченьку! С каким восторгом она откроет ему, что ее сын выпорол ее! Как станет наслаждаться его унижением, яростью, беспомощностью!
Граф кивнул дочери, но, когда та хотела броситься к нему, остановил ее властным жестом и шагнул к Джованне.
— Наконец ты явился, — выдохнула она, ненавидя себя за внезапную дрожь в голосе.
— Как видишь, Джованна, — коротко ответил граф, небрежно стряхивая пылинку с рукава безупречно сшитого редингота.
— А твоя графиня? — прошипела она. — Как видно, она с легким сердцем послала тебя на казнь?
К ее безмерной досаде, граф сухо улыбнулся и пожал плечами:
— Собственно говоря, Джованна, моя жена настаивала на поездке вопреки моим желаниям, но, к несчастью, сильно вывихнула ногу. — Арабелла тихо вскрикнула, но граф не обернулся. — Ты видела мою дочь, Джованна. Должно быть, ее лицо напоминает тебе о красоте Кассандры.
— Она приедет! — закричала Джованна вне себя от боли и ненависти. — Если бы не она, ты женился бы на мне!
— Ты действительно веришь этому, Джованна? — учтиво осведомился Энтони. — Боюсь, графиня, что ваш нрав отражается в глазах и на лице.
Руки Джованны сами собой взлетели к щекам, но смысл издевательских слов наконец дошел до нее, и женщина побелела от бешенства.
— Мой сын растлил вашу дочь, милорд! Взял, как жеребец берет кобылу! Она навеки обесчещена!
Выражение лица графа не изменилось, однако он неспешно повернулся к дочери.
— Ты действительно обесчещена, дорогая?
— Нет, папа, — тихо ответила Арабелла. — Вовсе нет. Клянусь, это не так.
Взгляд Энтони по-прежнему оставался бесстрастным.
— Джованна, — начал он невозмутимо, — ты не рассказывала сыну, что вместе с моим сводным братом пыталась убить Кассандру? Что она была бесчеловечно изнасилована и умерла бы, не подоспей я вовремя? Не объясняла, что я порвал с тобой задолго до того, как привез Кассандру в Геную, и с отвращением думал о тех днях, когда ты была моей любовницей? Не поведала, что Хар эль-Дин захватил тебя и моего брата в плен, чтобы получить десять тысяч фунтов награды, обещанных мной тому, кто отыщет преступников?
— Неправда! — завизжала Джованна. — Вы лжете, милорд! Лжете, чтобы спасти свою шкуру и драгоценную доченьку!
— Но к чему мне лгать, Джованна? Ты заплатила за свое коварство, а с годами моя жажда мести утихла.
— Но не моя! Убей его, Камал! — вскричала она, протягивая руки сыну. — Он лжет, как лгал всегда! Убей его и эту жалкую девку!
— Матушка, — с трудом выговорил Камал, — Хамил жив.
Джованна потрясенно взглянула на сына.
— Нет, — прошептала она, словно в бреду, — этого не может быть! Мне обещали…
Камал все еще с надеждой смотрел на мать, хотя и слышал признание в предательстве из ее собственных уст.
— Мать моя, — наконец выдавил он, — так это правда?
При виде окаменевшего лица Камала Арабелла ощутила невыразимую печаль. Ей хотелось подбежать к нему, утешить, но она продолжала стоять неподвижно, пока Камал, едва ворочая языком, выговаривал ужасные слова:
— Ему удалось спастись, так что твои планы убить его сорвались. — Он медленно, словно старик, повернулся к Хамилу: — Брат… время истины настало.
При виде Хамила у Джованны перехватило дыхание. Он казался все таким же могучим и сильным, и лишь широкая серебряная полоска, идущая от виска, говорила о пережитых испытаниях. Женщина застыла на месте, не сводя глаз с человека, за чью гибель заплатила золотом. Человека, в жизни не сделавшего ей ничего дурного.
134 
