Лёгкий, ненавязчивый романчик 
44 
В горле зародился комок — все это напоминало один из дурных фильмов Феллини, активно разбавленный отечественной чернухой.
— Улыбайся… — донесся тихий шепот. Я обернулся. Галина Павловна придвинулась поближе и злобно прошипела — Да улыбайся же, идиот!
* * *
— Извините, что я вас так… обругала, — положила Галина Павловна руку мне на плечо, как только мы высадили детишек у их интерната.
— Да ладно, — попытался отмахнуться я.
— Нет не ладно, — тут же возмутилась Галина Павловна, — Вы просто не понимаете! Это же праздник! У них такое бывает раз в месяц! А вы стоите с таким видом, словно лягушку поглотили.
— Зрелище было, надо вам сказать, как на рисунках Франциско Гойи, — попытался защититься я.
— Вы не понимаете! — еще больше разгорячилась главврачиха. — Вы хоть можете себе представить, каких трудов стоило научить этих детей танцевать?! Это радость для них громадная, что смотрят их выступление, что хвалят. А наши старички? Они же вечно в четырех стенах, один телевизор на отделение. Да и не все, буду честной, уже способны понять, что показывают по телевизору. Они же старики! У них у всех процессы необратимые в мозгу…
— У всех? — ужаснули, к стыду моему, не чужие страдания, а перспектива стать таким же с возрастом.
— Нормальные дома спокойно живут, а к нам попадают те, кто сам прожить не может. Во всей больнице у меня только одна бабулька с ясным, живым умом. Обидно за нее — такой интеллект, и полный, паралич тела. Единственная отдушина — это такой вот концерт. Хоть какое-то разнообразие в жизни, отдохновение. Может это и не лучшие артисты были, но ведь они были! А других к нам не заманишь. Всем миллионы подавай. В нашей стране кроме Кобзона и Розенбаума ни один артист бесплатно не выступает. Так ведь и они в нашу дыру не поедут, им аудитория нужна. А пригласить пусть самого захудалого певца — денег стоит. Чего там говорить, меня из отпуска вызвали, пришлось деньги вернуть в кассу. Да еще с доплатой.
— Как это?
— Когда я уходила, мне отпускные начислили по старым тарифам, а за время отпуска тариф подняли. Пришлось возвращать отпускные по новому окладу.
— Что за бред?!
— Ты это главбуху докажи. Она считает, что все правильно.
— Скандалить надо было!
— А ты много скандалишь? Всему интернату три месяца не платили. Так что, бросить старых людей, и уйти в ларьки торговать? Кто с ними останется? — Галина Павловна вздохнула. — У нас святые люди работают. Святые.
— Но нельзя же молчать, когда обворовывают в наглую?!
— Другим всегда легко советовать. Ты сам сходи в бухгалтерию, и потребуй свою зарплату. А потом уже мне советовать будешь.
— И схожу. Сегодня же, — ляпнул я, как всегда, не подумавши. Ведь мне, в отличие от прочего, «святого» коллектива, помимо зарплаты доставались еще и деньги от «халтуры». Машина, она всегда водителя прокормит. Так что бунтовать мне, честно говоря, смысла не имело. Только приключения на одно место искать. Но к главбуху я все же пошел. Из принципа.
Деньгами нашего дома престарелых распоряжалась Наталия Викторовна, дородная тетка, испытывающая странную любовь к махровым свитерам. Носила их даже летом. Когда я вошел, она занималась расчетами на калькуляторе. Край столешницы тонул глубоко в рыхлом животе, а необъятные груди покоились на столе. Ко мне она даже не повернулась.
— Когда зарплату будут давать, Наталия Викторовна?
— Когда мэрия деньги переведет, — сухо ответила она.
Все. Разговаривать больше не о чем. И тогда я поступил так, как всегда поступают люди, не зная, что им делать — стал орать:
— Какого черта! Три месяца денег не дают! Мне что, обои дома жрать?! Еще машину ремонтируй! Когда деньги отдадите?!
— Да нету денег, ты понимаешь?! — соизволила она оторваться от калькулятора. — Никому не дают! И нечего тут орать! Пошел вон отсюда!
— Сама пошла! — еще громче заорал я. — Мне твоими криками брюхо не набить! Я жрать хочу! У самой серьги золотые по килограмму, а мы с голоду пухнем!
— Ты сперва мужа заведи! Который подарки такие дарит! Потом чужие разглядывай! — она тоже перешла на крик, но получалось у нее плохо, с одышкой. Вот когда он сказывается — сидячий образ жизни.
— Ты мне басни не трави! Деньги давай!
Тут дверь отворилась, и в кабинет главбуха заглянул Сергей Михайлович.
— Что у вас за вопли?
— Дома жрать нечего, а получки не дают! — еще громче от неожиданности заорал я. Директор аж шарахнулся назад за дверь, и оттуда спросил:
44 
